Близняшки Гури подходят поближе и начинают хихикать. Почувствовав поддержку, он принимается за меня.

– Верни, ты, часом, жопку нынче утром не перетрудил?

– Говном умойся, Лечуга.

– А ты меня умой, попробуй, пидор.

– Сам ты пидор, жирный мешок с говном.

Лорна Спелц – наш классный тормоз. До нее, наконец, доходит смысл первой шутки.

– Да там, наверное, застряла целая пожарная машина. – Она прыскает со смеху.

И тем дает отмашку прочим отморозкам в юбках. Хи-хи-хи, блядь.

В школе вас ни фига не научат, как вести себя с подобным дерьмом. Сидишь из года в год за партой и учишь про столицу Суринама, а в это время кучка дебилов вырезает у тебя на спине свои инициалы.

– Ну, любители научных знаний, быстренько собрались в фокусе. – В облаке меловой пыли от Калвина Кляйна прибывает Мэрион Кастетт, весь такой резкий и наэлектризованный. Другого такого парня вам не встретить – который в девяностоградусную жару[23] ходил бы в вельветовых брюках. Такое впечатление, что он без тени улыбки носил бы даже кожаные шорты.

– Кто вспомнил, что сегодня нужно было принести на урок свечу? – спрашивает он.

Я внезапно вспоминаю, что мне нужно перевязать шнурки на кроссовках. Как, собственно, почти весь класс, за исключением Даны Гури, которая тут же вынимает полную коробку свечей для ароматерапии, и каждая завернута в золотую фольгу.

– Опаньки – забыла ценник отклеить! – Она медленно обводит коробкой по кругу. То есть очень медленно.

Ценник настолько яркий, что складывается впечатление, будто она слегка подправила его маркером. Вот вам наша Дана, во всей красе и славе. Если вам случится громко пукнуть, вы будете заранее знать, кто на вас настучит. Консультант по профориентации уверяет, что из нее получится прекрасный журналист.

Лечуга встает со стула.

– У меня такое впечатление, сэр, что Хесус уже использовал свою свечку.

Пробный хрюк пробегает по классу. Кастетт застывает на месте.

– Что ты хочешь сказать, Макс?

– Я хочу сказать, что навряд ли вам захочется брать ее в руки – вот и все.

– Что с ней такое? Где она была?

Макс взвешивает готовность аудитории.

– У него в жопе.

Класс взрывается: рты закрыты, так что взрывается он через нос.

– Мистер Кастетт, – говорит Дана, – мы здесь для того, чтобы получать образование, а это все как-то не очень пахнет образованием.

– Да, сэр, – подхватывает Шарлот Брустер, – у нас есть конституционное право на защиту от сексуальных извращений.

– А у некоторых людей есть еще и право на защиту от преследований, мисс Брустер, – отвечает Кастетт.

– Госпожа Брустер, если позволите, сэр.

Макс Лечуга надевает самое что ни на есть невинное выражение лица.

– Черт, да мы это просто так, для смеху, понимаете.

– Мне кажется, Хесус вовсе не находит ваши шуточки смешными, – говорит Кастетт.

– Ну и что, – передергивает плечиками Шарлот, – с волками жить…

– Не нужно подставляться! – чирикает у нее из-за спины Лорна Спелц. Лорна скажет, как в воду перднет.

Кастетт вздыхает:

– А почему вы считаете, что конституция ставит ваши права выше прав мистера Наварро?

– Потому что он голубой, – говорит Бо Гури. Вот уж, в натуре.

– Благодарю вас, Борегард, за то, что вы перевели нашу дискуссию в глубоко научную и профессиональную плоскость. А что касается вас, госпожа Брустер, то, сдается мне, даже вы рано или поздно усвоите, что наша прославленная конституция встает на пути всякого, кто пытается нарушить фундаментальные права другого человека.

– Мы не нарушаем ничьих прав, – говорит Шарлот. – Мы, Народ, решили немного посмеяться, нравится это кому-то или нет, и имеем на это право. И этот кто-то тоже может над нами смеяться. Или не обращать на нас внимания. С волками жить…

– Учись танцевать по-волчьи! – Лорна в своем репертуаре.

– Да, сэр, – говорит Лечуга. – Это записано в конституции.

Кастетт проходится по комнате, из угла в угол.