всеобщего внимания. Казалось, что излишняя, никому не нужная стеснительность и смущение покинули ее навсегда.
И хотя Эстер было довольно трудно преодолеть свою изначальную неприязнь к Уильяму, она все же сделала это. Ведь ее сын был рожден от горячо любимого ею мужа. Но тем не менее Эстер ощущала, что питает гораздо большую любовь к старшим детям.
Со временем Уильям изменился и перестал напоминать Эстер ее дальнего родственника. Он превратился в симпатичного улыбчивого карапуза, щекастого, с темными курчавыми волосами и, как впоследствии выяснилось, жизнерадостным характером. Но в отличие от своих сестер и братьев, Уильям обладал какой-то сверхмощной разрушительной силой. Он ломал и крушил все, что попадалось на его пути. Игрушки, которые годами переходили от старших детей к младшим, Уильям ломал или рвал, как только они попадались к нему в руки. Если же мальчику не хватало сил, чтобы порвать или разломать предмет, он немедленно отшвыривал его в сторону с такой силой, что обязательно разбивал или ронял вещи по соседству. И когда малыша начинали ругать, то он просил прощения так трогательно и так беспомощно, что ни мать, ни отец, ни старшие братья и сестры не могли устоять и очень быстро сменяли гнев на милость. Взгляд его светло-карих глаз был настолько ясным, чистым, а слова извинения, которые он нежно лепетал, — настолько искренними, что Уильяму прощалось все и сразу. Эстер поняла, что природа наделила ее сына при рождении особой силой, пожалуй, самой мощной из всех, что существуют на свете.
Уильям умел подчинять себе людей, и делал он это не чем иным, как личным обаянием. Это был дар Божий, великий и редкий.
Энн стала его защитницей и покровительницей буквально с первых минут жизни. Она постоянно скрывала все шалости и проделки Уильяма от матери, когда это было возможно, и придумывала для брата извинения и оправдания. Когда Эстер приходилось наказывать Уильяма, запирая на ключ в спальне или награждая увесистым шлепком, тот воспринимал кару со стоическим спокойствием, даже с некоторым удивлением, отчего это ему никогда не удается сломить характер матери. А вот Энн безудержно рыдала, жалея своего любимца.
— Ну, по крайней мере, мы знаем наверняка, что третьего ювелира в семье не будет, — говорил Джон, когда ему сообщали об очередной выходке младшего сына. — По всем признакам, он станет боксером, когда вырастет.
— Нет, только не это, — вздыхала удрученно Эстер.
Уильям часто совершал «набеги» в мастерскую. Он умудрялся ускользнуть от Абигайль или Энн и, стоя возле двери в мастерскую, колотил в нее руками и ногами, требуя допуска. Если же этого не случалось, Уильям швырял все, что попадалось ему под руки, через верхний проем двери, прямо внутрь мастерской. Нижний проем, во избежание его проникновения, всегда оставался закрытым наглухо. И каждый раз Эстер приходилось прерывать работу и силком отводить Уильяма обратно в детскую.
Эстер замечала, что в связи с постоянными скандалами, устраиваемыми сыном возле мастерской, да и где угодно в доме, она стала чаще и быстрее уставать. Но ласковые, любящие руки Джона, его нежные слова всегда служили ей лучшим утешением и лекарством от утомления…
Их шестой и последний ребенок, четвертый сын, родился в ноябре 1747 года. В отличие от Уильяма, его брат появился на свет легко и быстро. Как ни странно, но Уильям ничуть не обиделся и не стал возмущаться, когда в семье появился «новичок», его прямой «конкурент» за родительскую любовь. Единственное, что вызывало в нем раздражение, так это имя, которое Уильям никак не мог выговорить, — Джонатан.
«Джонтон» — так поначалу звал он своего младшего братишку, но с характерным для него упрямством Уильям учился произносить это имя до тех пор, пока это ему не удалось.
— Джонатан! — как-то раз победно крикнул он и немедленно огласил воплями радости весь дом, да так, что все члены семьи и прислуга заткнули себе уши.
После появления на свет Джонатана взрослые в семье стали поговаривать о том, что настал момент вновь сменить место жительства и переехать в более просторный дом. Летисия, которой к тому моменту исполнилось четырнадцать лет и которая была слишком сообразительной для своего возраста, придерживалась другого мнения. Прежде всего она заметила, что ее отец определенно считал себя инициатором предполагаемого переезда. Но с другой стороны, она уже понимала, что мудрая женщина вполне может манипулировать мужчиной, в частности, позволять ему выдавать ее идеи и мысли за свои собственные, и даже заставить мужчину поверить в это.
Летисия знала наверняка, что ее отцу было очень хорошо и спокойно на Никсон Сквер, он был счастлив и доволен в этом доме. И вдруг, неожиданно ему приходится срываться с обжитого места, вырывать с корнем устои и традиции семьи Бэйтменов и перевозить всех на северную окраину Лондона, в местечко под названием Банхилл Роу…
В конце концов Летисия сделала вывод, что переселение было в конечном счете желанием ее матери, с доводами которой отцу пришлось согласиться.
Старшая дочь Бэйтменов была в этом недалека от истины. Однако Летисия была неправа, полагая, что решение принимали поспешно. Джон и Эстер много спорили об этом. Джон, не забывая об угрозе, исходившей от Шеффилд Клейт, выдвигал это как серьезный аргумент против переезда с Никсон Сквер. Эстер же была убеждена в том, что шаг к большей независимости нужно было сделать давно. Джон уже достаточно поработал в качестве мастера по найму и теперь вполне мог переехать подальше от центра города, где его не будут связывать условности и ограничения, характерные для Лондона, и где он вполне мог бы, наконец, стать независимым от других. Уровень квалификации Джона как мастера был вполне подходящим для любого рода работы.
Эстер давно уже поняла, что ее муж никогда не станет амбициозным, предприимчивым бизнесменом. Единственной целью его жизни было благополучие Эстер и их детей, что само по себе уже представляло огромную ценность. Мало кто из женщин того времени получал такой дар от мужей. И Эстер была чрезвычайно благодарна Джону. Разумеется, продвижение вперед и выше в деловом мире всегда связано с определенным риском, которого едва ли возможно избежать. Но Эстер искренне верила, что если бы Джон сумел «развязаться» с Почетным Обществом Ювелиров и стать свободным мастером, он наверняка стал бы неторопливо, постепенно налаживать свое предприятие, точь-в-точь как сейчас, предоставив другим переживать «блеск и нищету» в бизнесе. Возможно, такая участь и постигнет Джосса, который обязательно возродит былую славу династии Бэйтменов.
Существовала еще одна очень важная причина для их переезда за город, о которой Эстер никогда не забывала. Джон работал «на износ», и она считала, что жизнь за чертой города, вдали от его ядовитых туманов и задымленной атмосферы пойдет на пользу здоровью мужа. У Джона в последнее время участились приступы сухого кашля. Эстер лечила его микстурой собственного приготовления: отвар мяты, мед и сырые яйца. Лекарство помогало, но Эстер была убеждена, что свежий, чистый воздух сельской местности предотвратит возобновление этих приступов. И когда наконец переезд был завершен, она вздохнула с облегчением.
Район Банхилл Роу находился в приходе церкви Святого Луки и традиционно был деловым и торговым центром. Там размещались резиденции многих преуспевающих компаний, как, например, «Уитбреда» — известного предприятия по производству пива и эля, Большой оружейной палаты и многих других. А жилые дома находились в основном в северной части Банхилл Роу. Население состояло из богатых коммерсантов и преуспевающих ремесленников. Еще дальше к северу Банхилл Роу постепенно переходил в Банхилл Филдс, и это уже была настоящая деревня, окруженная полями и перелесками, вдоль и поперек разрезаемыми множеством мелких и очень чистых речек.
Бэйтмены поселились в доме под номером 107. Он стоял на самой окраине квартала, и из его окон открывался чудесный вид на деревенский пейзаж. Позади дома был большой сад и светлая, просторная мастерская.
Джон и Эстер вскоре познакомились со своими соседями. Питер очень быстро подружился с братьями-близнецами Бивер. Их семья жила в доме номер 84 по той же улице.
А потом к их компании присоединились и другие дети из квартала. Все они были примерно одного возраста, а Элизабет Бивер — сестра близняшек — погодкой Питера. Очень быстро они стали хорошими друзьями.
