— Разве на этом свете можно быть в чем-то уверенным, а?

— Эта лестница ведет в бальную залу, — сказал Уимс.

Лестница была широкая. У основания сохранился постамент, на котором когда-то стояла скульптура. Прежние перила отсутствовали — лишь торчащая арматура указывала, где находились балясины. Теперь перилами служила прибитая к стене загнутыми гвоздями труба. Из голых ступеней торчали ковровые гвозди, на некоторых еще болтались остатки красного ворса.

— На реставрацию лестницы у меня ушла уйма средств, — сказал Уимс. — Перила я нашел в Италии. Скульптура четырнадцатого века изображает святую Екатерину Толедскую — ее я приобрел в поместье Уильяма Рэндольфа Хёрста. А ковер, по которому вы ступаете, джентльмены, был соткан по моим рисункам в иранском Кермане. Идешь как по пуховой перине, верно?

Карни и Фольц не отвечали, завороженные немыслимой роскошью, однако стали высоко задирать ноги, как будто и впрямь шагали по пуховой перине.

Уимс открыл дверь бальной залы — к слову сказать, вполне приличную. Впрочем, вид ее изрядно портила надпись белой краской. «Не входить!». На ручке висели двое плечиков для пальто, глухо звякнувшие, когда Уимс открывал и закрывал дверь.

Бальная зала на верхушке башни была круглая. По периметру ее зеркала в полный рост чередовались с окнами, застекленными освинцованным стеклом пурпурного, горчичного и зеленого цветов. Из обстановки тут были три кипы перевязанных, словно для продажи, газет, две секции от игрушечной железной дороги и латунное изголовье кровати.

Уимс не стал расхваливать убранство залы. Он сразу же предложил Фольцу и Карни обратить внимание на зеркала — они были абсолютно реальны. Отражение зеркал в зеркалах превращало каждое зеркало в дверь, ведущую в бесконечную анфиладу.

— Похоже на пульт управления на железнодорожном узле, верно? — сказал Уимс. — Только взгляните, сколько путей расходятся от нас, манят к себе. — Он неожиданно повернулся к Карни. — Какой путь влечет вас больше всего?

— Я… я не знаю, — пробормотал Карни.

— Тогда через пару минут я вам что-нибудь посоветую, — сказал Уимс. — Такие решения не принимают сгоряча, ведь если человек проходит через зеркало, он — ну, или она — радикально изменяется. Правша становится левшой и наоборот — это же элементарно. Но дело не только в этом, меняется и личность человека, а главное, его — ну, или ее — будущее.

— Женщины, которых мы разыскиваем, прошли через эти зеркала? — поинтересовался Фольц.

— И женщины, которых вы разыскиваете, и еще десяток других, кого вы пока не разыскиваете, — кивнул Уимс. — Они пришли ко мне, богатые вдовы с неясными желаниями, но без веры, надежды, без неотразимой красоты, без мечты, в конце концов. У каких только докторов и разномастных шарлатанов они не побывали, прежде чем обратиться ко мне. Бедняжки не питали надежды на исцеление, ибо не могли описать симптомов своего недуга. Лишь я один способен был дать им и то, и другое.

— И что вы им говорили? — спросил Фольц.

— Разве вы еще не поставили диагноз на основании моих слов? — удивился Уимс. — Ну конечно, больным оказалось их будущее. А от больного будущего, — он обвел рукой сотни иллюзорных дверей, — я знаю только одно лекарство! — Уимс вдруг принялся громко звать: — Миссис Кантуэлл! Мэри! Миссис Форбс. — И затих, прислушиваясь, словно ожидая ответа.

— Кто такая миссис Форбс? — поинтересовался Фольц.

— Так по ту сторону зеркала зовут Мэри Кантуэлл, — сказал Уимс.

— Когда люди проходят в зазеркалье, у них меняются имена? — спросил Фольц.

— Нет… необязательно, — ответил Уимс, — тем не менее многие решают вместе с новым будущим, новой личностью получить и новое имя. Что касается Мэри Кантуэлл, она вышла замуж за человека по имени Гордон Форбс через неделю после того, как прошла через зеркало. — Он улыбнулся. — Я был свидетелем на свадьбе и скажу без ложной скромности: я заслужил эту честь.

— Вы можете проходить туда и обратно, когда захотите? — спросил Фольц.

— Конечно. Самогипноз — самая простая и распространенная форма гипноза.

— Хотелось бы посмотреть, — предложил Фольц.

— Так я для этого и пытаюсь позвать Мэри или кого-нибудь еще, — сказал Уимс. — Эй! Вы меня слышите? — крикнул он зеркалам.

— Я тут подумал, может, вы сами пройдете сквозь зеркало?

— Такими вещами я занимаюсь только по особым случаям, — сказал Уимс. — Таким, как свадьба Мэри или, к примеру, годовщина пребывания в зазеркалье семьи Картеров.

— Какой семьи? — переспросил Фольц.

— Картеров. Джордж, Нэнси и детишки: Юнис и Роберт. — Уимс ткнул пальцем в зеркало позади себя. — Год и три месяца тому назад я отправил их всех на ту сторону.

— Я думал, вы специализируетесь на богатых вдовах, — заметил Фольц.

— А я думаю, это вы на них специализируетесь, — нахмурился Уимс. — Только о них и толкуете — о богатых вдовах.

— Значит, вы отправили в зазеркалье целую семью, — проговорил Фольц.

— Несколько семей, — кивнул Уимс. — Думаю, вам нужны точные цифры, но на память я не скажу — нужно заглянуть в регистрационную книгу.

— И у них было плохое, больное будущее, — продолжал Фольц, — у этих семей, которые вы… гм… отправили?

— По меркам этой стороны зеркала? Вовсе нет, — сказал Уимс. — Но на той стороне их ждало куда более счастливое будущее. К примеру, никакой опасности войн, да и жизнь там куда дешевле.

— Ага, — оживился Фольц. — А отправляясь на ту сторону, они оставляли все сбережения вам, верно?

— Вовсе нет, они забрали все с собой, за исключением моего гонорара — всего лишь сотня за голову.

— Жаль, что они не слышат, как вы их зовете, — заметил Фольц. — С удовольствием пообщался бы с кем-то из них, послушал о всяких чудесах, что творятся по ту сторону.

— Загляните в любое зеркало — видите, по какому длинному, запутанному коридору идет мой зов, — сказал Уимс.

— Боюсь, придется вам все-таки продемонстрировать нам способность проходить сквозь зеркала, — настаивал Фольц.

Уимс явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Я же сказал, я делаю это крайне редко.

— Боитесь, фокус не сработает? — осведомился Фольц.

— Еще как сработает, — сказал Уимс. — Я боюсь, как бы он не сработал слишком хорошо. Ведь если я попаду на ту сторону, мне сразу же захочется остаться там. Так всегда бывает.

Фольц расхохотался.

— Если на той стороне так чудесно, что держит вас здесь?

Уимс закрыл глаза, потер переносицу.

— То же самое, что делает вас отличным полицейским, — проговорил он и открыл глаза. — Чувство долга.

Он был совершенно серьезен.

— И какого же рода этот ваш долг? — издевательски осведомился Фольц. Он больше не выглядел одурманенным, безвольно подчиняющимся Уимсу.

Заметив это преображение, Уимс вдруг превратился в несчастного маленького человечка.

— Я остаюсь здесь, — безжизненным голосом проговорил он, — потому что больше никто не поможет людям попасть на другую сторону. — Он потряс головой. — Вы ведь не под гипнозом, верно? — спросил он.

— Черт побери, конечно, нет! — воскликнул Фольц. — И он тоже.

Карни расслабился, повел плечами и ухмыльнулся.

— Если вам станет от этого легче, — сказал Фольц, извлекая из кармана наручники, — сообщаю, что