никаких угрызений совести в связи с обманом государства, а риск не велик. В самом худшем случае СВД[64] может запретить операцию и взыскать налоги так, как их полагалось бы взыскать в ее отсутствии. Это подобно получению кредита от государства — случается, что процентная ставка бывает ниже, чем на рынке. Государство редко пытается собрать штрафы, а если и пытается, то это ему еще более редко удается.

В конце девяностых годов вместе с разрастанием «мыльного пузыря» налоговые льготы стали отходить на второй план; многие компании заботились только о приукрашивании своей отчетности. Технологии, изобретенные для надувательства СВД, теперь с небольшими модификациями использовались для надувательства акционеров. Разумеется, и моральный расчет стал теперь иной. Большинство внешних корпоративных менеджеров не считали себя виноватыми; обманывая СВД, они могли даже считать, что исполняют тем самым свой долг, ибо они таким образом повышали курсы акций. С другой стороны, когда дело доходило до информирования акционеров, их долг заключался в адекватном представлении финансового положения фирмы. В конце концов, акционеры являются собственниками, а менеджеры работают на них по найму. Выбрасывая на рынок ложную информацию, менеджеры могли успокоить свою совесть, полагая, что, когда они гонят курсы акций вверх, они заботятся об акционерах — по крайней мере о тех, кто купил акции по низкому курсу и не сумел продать по высокому. Скорее всего, они не задавались вопросом о том, что случится, когда правда выплывет наружу; они просто полагали, что, когда придет время держать ответ, на их месте будет уже кто-нибудь другой. Им велено было максимизировать текущую ценность собственности акционеров, и они это делали — даже путем распространения ложной информации. А система стимулирования вознаграждала их именно за максимизацию текущей ценности капитала акционеров.

По мере того как изменялась структура экономики, сложность проблем, встававших перед отчетно- аудиторскими фирмами, возрастала. Обстоятельства обусловливали востребованность применения в бухгалтерском учете методов, которые можно отнести к области «изящного искусства». Многие годы фирмы отрабатывали стандартные способы подходов к таким позициям учета, как инвестиции в промышленности и секторе недвижимости. Но с появлением Новой экономики профессиональному бухгалтеру пришлось иметь дело с активами, которым иногда было мучительно трудно дать стоимостную оценку, что требовало от них разработки для компаний-клиентов разнообразных способов манипулирования данными. Компании продавались на базе числа их абонентов — причем это обычно рассматривалось как осязаемый актив, даже если на практике число абонентов могло быстро сократиться. Некоторые фирмы достигли огромной рыночной стоимости, не получив еще никакой прибыли, и даже если прибыли наличествовали, где была гарантия, что они окажутся устойчивыми? В черной металлургии огромные начальные инвестиции затрудняют выход в отрасль новичка. Но знатоки Новой экономики в предыдущей главе указывали, что критическое значение имеет, выражаясь шахматным языком, «преимущество выступки». Иными словами, тот, кто приходит на рынок первым, имеет такие преимущества, что приходящим за ним трудности малыми не покажутся. В то время Новая экономика — это область, где новые фирмы возникают и становятся главными игроками буквально за один день — со вчера на сегодня. Все это создавало ситуацию, которую отчетно-бухгалтерским фирмам крайне сложно было рационализовать.

Деривативы, этот новый сложный финансовый продукт, якобы давали в руки компаний мощный инструмент распределения и переброски рисков^{62}. Они могли быть также и инструментом перевода средств на забалансовые счета, тем самым приводя к сокрытию колоссальных рисков. Иногда обманывают инсайдеров, как и аутсайдеров. В недавнем прошлом общественность могла наблюдать падение таких мощных фирм, как Беринге [65], в результате операций с деривативами, самостоятельно осуществлявшихся их собственными служащими в своих интересах, которые внутренняя аудиторская служба фирмы не смогла обнаружить. Властные структуры государства, такие как графство Оранж Каунти, штат Калифорния, также были поставлены на грань банкротства. Пока ничего не подозревающие клиенты могли обнаружить истинные риски, связанные с деривативами, они несли миллионные потери вместо обещанных миллионных барышей, а тем временем шли ожесточенные юридические «петушиные бои» между фирмами финансовых услуг, продававших деривативы, и компаниями, покупавшими их.

Каждый случай злоупотреблений, связанных с деривативами, увеличивал тревогу по поводу рисков их использования. Когда я был председателем Совета экономических консультантов, вопрос о деривативах вновь оказался в центре внимания. Было решено проводить ежемесячное совещание в составе ключевых государственных чиновников, имеющих дело с финансовыми рынками, включая министра финансов, председателя Совета управляющих ФРС, председателя Совета экономических консультантов, главу Комиссии по ценным бумагам и биржам. Но каждый раз итог наших дискуссий оставался одним и тем же. Мы знали, что есть риски, но мы знали и то, что есть выгоды. Мы понимали, что деривативы осложняют оценку истинного финансового положения банка или фирмы, но в то же время мы чувствовали, что немногого можем добиться, особенно в эру ликвидации регулирования. Отчасти мы доверяли рыночному механизму и поэтому были готовы внимательно следить за ситуацией, не предпринимая мер по защите рынков от деривативов. Оглядываясь назад, мы понимаем, что могли бы многое сделать для улучшения отчетности и ограничения степени подверженности риску.

Существовала, однако, часть государственного аппарата США, которая не поддалась заклинаниям дерегулирования и видела, что есть проблемы фондовых рынков, которые необходимо решать, если нужно добиться, чтобы эти рынки функционировали должным образом и в интересах рядового инвестора: это была Комиссия по ценным бумагам и биржам, возглавляемая Артуром Левиттом (который, по случайному совпадению обстоятельств, был утвержден в должности на том же слушании, что и я, и это, возможно, создало между нами некую дополнительную связь, выходящую за пределы общности наших взглядов на роль государства).

Левитт понимал, что существует множество проблем, ожидающих своего решения. Он был озабочен теми трудностями, с которыми Новая экономика ставит лицом к лицу бухгалтерский учет и аудит, а также расширением пространства дискреционных решений, создающих возможность для бухгалтеров предоставлять дезориентирующую информацию. Но еще больше тревожила его проблема стимулирования высших менеджеров: он опасался, что не только исчезнут стимулы, побуждающие их выполнять свой долг так, как этого от них ожидают, но и что появятся нежелательные стимулы.

Для решения проблем, встающих в связи с возрастающими трудностями организации учета в условиях Новой экономики, Левитт создал комиссию по проблеме оценивания активов в Новой экономике, в которой попросили участвовать и меня. Группа возглавлялась энергичным и умудренным опытом деканом Школы управления Йельского университета Джеффри Гартнером (Jeffrey Gartner), с которым я был знаком еще в бытность его заместителем министра торговли в администрации Клинтона. Состав группы был хорошо сбалансирован и включал высших менеджеров компаний высоких технологий, представителей научных кругов и специалистов бухгалтерского учета. Мы понимали важность мнений, высказываемых представителями самой Новой экономики: они с неизбежностью были лучше всех информированы о том, что там происходит. Некоторые из членов компании — включавшей основателя корпорации Энрон Кена Лэя, а также других представителей Силиконовой долины, снимавших сливки с фондовых опционов, — имели узкоэгоистические частные интересы. Они знали, что происходит, но это было им выгодно, и они хотели, чтобы изменений было как можно меньше. Они твердили стандартные заклинания тех дней: бойтесь большого государства, доверьтесь рынкам, они все расставят по своим местам. (И действительно, рыночный механизм поставил на место Энрон, но лишь после того, как очень многие люди потеряли рабочие места и средства на своих банковских счетах).

Левитт понимал, что какими инструкциями будут снабжены работники учета и аудита, в рамках каких правил они будут поставлены, такими и будут их дискреционные права[66] , и что для того, чтобы эти дискреционные права использовались в целях формирования более