буркнуло:

– И нечего таращиться! Не хочешь со мной ужинать, так и скажи!

Он плюхнул корзинку на пол и развернулся к дверям, но я уже успел справиться с потрясением и, вскочив на ноги, держал гнома за рукав:

– Кто сказал, что не хочу? Очень даже хочу! И вовсе я не таращился, просто… Никогда не видел, чтобы гном…

– А ты вообще гномов много видел? – с ехидцей осведомился мой потенциальный сотрапезник.

– Ну-у-у… – я задумался, прикидывая в уме. – Трех. Двух – женского пола и одного…

– Как считаешь – много?

– Не очень, – честно признаю поражение.

– То-то! – довольно ухмыльнулся гном, но за его весельем пряталась горечь. Плохо пряталась, если её заметил такой рассеянный наблюдатель, как я. Но раз уж заметил… Ненавижу, когда рядом со мной кто-то несчастлив. Всегда ненавидел, потому что боль чужих глаз эхом отзывается в моем сердце. Однако, если раньше я отводил взгляд и старался пройти мимо, то теперь… Теперь норовлю вмешаться не в свое дело. Может, на этот раз не стоит? Только чуть-чуть проясню ситуацию – и всё, клянусь!

– А что у нас на ужин? – азартно потираю ладони.

– Что дали, то и принес, – по-прежнему нелюбезно ответил гном.

Не хочет вести себя вежливо? И не надо! Я сам, если возникает такая необходимость, становлюсь… Хм, в общем, дурное дело – нехитрое. Впрочем, если в мои намерения входит выяснение душещипательных подробностей относительно отсутствия растительности там, где она просто обязана находиться, то… Придется входить в доверие. Я бы даже сказал, врываться, бесцеремонным пинком распахивая дверь чужого стыда. Ах, вы не понимаете, причем здесь стыд? Ну, как же! Разве не слышали? Я вот, хоть и вижу живого гнома четвертый раз в жизни… только не думайте, что мертвых уже насмотрелся! Так о чем шла речь? Вспомнил: когда в меня вдалбливали знания о расах, населяющих подлунный мир, не упускалась ни единая деталь – от рождения до смерти (конечно, если имеется в виду изначально не-мертвое создание), в том числе, внимание уделялось основополагающим обычаям и традициям каждого народа. Запоминал я плохо, но кое-что в голове всё же осело. В частности, тот факт, что у гномов мужеского пола борода начинает расти (и потому, собственно, является основным признаком взросления) с момента вступления особи в тот период, который именуют юношеством. Затем требуется еще пара десятков лет, чтобы гном считался достигшим возраста ответственности за свои деяния – Возраста Обретения Цели. Как правило, именно тогда начинается постижение таинств того или иного искусства – от рудознатства до тончайшей работы с металлом. Конечно, не все становятся Мастерами Молота – это и не нужно, но каждый из гномов мечтает научиться говорить с Душой Стали. Таково первоначальное Предназначение, и оно, даже стираясь за давностью лет, продолжает время от времени будоражить кровь юных бородачей… Но я отвлекся.

Борода растет медленно. Очень медленно. Не скажу точно, какой длины она достигала бы у моего нового знакомца, но на ширину ладони топорщилась бы точно. Однако, на подбородке – ни единого волоска, и это означает, что гнома… побрили. То есть, наказали, и наказали донельзя сурово, поскольку он будет считаться «малым ребенком», пока снова не отрастит свою «красоту». Я читал о такой мере воздаяния за неправедные поступки, но читал также, что она применяется крайне редко, и для представителя Горного Народца предпочтительнее смерть, нежели лишение бороды. Кстати, обладатель гладковыбритого лица не имеет права по собственной воле уйти из жизни – по той очевидной причине, что лишен «права голоса» и должен «взрослеть» заново. Жестоко? Да, пожалуй. Но, на мой взгляд, разумно. Если есть шанс, что нарушитель законов может поумнеть, грешно такой шанс не использовать. Впрочем, наказанному от этого не легче.

– Ну-ка, посмотрим! – я подтянул корзинку к своему любовно оборудованному лежбищу, сел на полушубок и начал выгружать предназначенные к вкушению яства.

Не королевская кухня, прямо скажем. Хотя куски капустного пирога пахнут просто замечательно! Нечто сырокопченое… Скорее сыро, нежели копченое. Окорок, что ли? Краем глаза замечаю, как Киан оживленно принюхивается. Нравится? Что ж, оставлю для волка. Вынужден буду оставить, чтобы не покусал… Шутка.

Продолжим досмотр. Сыр овечий соленый. Ломтями. Сойдет, если в кувшине то, о чем я думаю… Угадал! Аромат прелых листьев и жареного зерна коснулся моих ноздрей и заставил довольно улыбнуться. Задача существенно упростилась: ничто так не сближает собеседников, как вовремя и со вкусом употребленная выпивка! А какой гном, скажите, не любит выпить?

Первым делом я, тщательно проверив устойчивость вместительных оловянных кружек, наполнил их элем. Немного не рассчитал собственный энтузиазм: пришлось ждать, пока пена осядет, и доливать. До краев.

– Присаживайся! – широким жестом приглашаю гнома занять место рядом. На полушубке. – Или побрезгуешь рядом с рабом сидеть?

– Побрезгую? Вот ещё! Я сам-то… – благоразумие берет верх над желанием излить душу. Безбородый устраивается на моей «шкурке», берет кружку и подносит к губам, но я укоризненно качаю головой:

– Э, нет, так дело не пойдет! В тех краях, откуда я родом, еду и питье разделяют только после того, как обмениваются именами. Меня зовут Джерон, а тебя?

Гном молчит, угрюмо глядя в тающую пену. Молчит, потом буркает:

– Вэльши.

Хоть что-то… Имя – не шаг к пониманию и даже не полшага, но сочетание звуков (временами – благозвучное, временами – не слишком), которым мы нарекаем себя для других, одно из наших отражений. Пусть мутное, кривое, мало похожее на владельца, но оно позволяет натянуть первую тонкую нить основы Гобелена Беседы. А дальше… Дальше все зависит от мастерства ткача. В данном случае, от моих неумелых рук. Признаться, не силен в означенном искусстве, однако, желание зачастую способно подменить собой умение, не так ли?

– Будем знакомы! – киваю и делаю глоток. Отменный эль. Осенний, из самого спелого ячменя, темно- золотой и такой же согревающий, как солнечный свет, пропитавший колосья.

Делюсь своим восторгом с гномом, и тот согласно басит:

– Знатный напиток, знатный! Только у меня дома лучше варят.

– Охотно верю. А где ты живешь?

– Уже не живу, – резкий и хмурый ответ.

– Как так?

– А вот так! – упрямо наморщенный нос.

– Дома нет, что ли?

– Есть.

– Раз есть, значит… Выгнали?

– Сам ушел.

Не знаю, что он ожидает услышать в ответ, но моя следующая фраза повергает гнома в растерянность:

– И правильно! Уходить надо самому!

– Ты так думаешь?

– Уверен! Чем сидеть и ждать, пока под зад пнут. Вот ты, сразу видно, парень смелый, потому и ушел.

– С чего ты взял… про смелость? – растерянность растет и ширится.

– Как это, с чего? Ты ж не испугался сюда прийти? Не испугался. А все остальные от моего волка так и разбегались!

– Ах, волка… – гном бросил взгляд в сторону Киана. – А чего его бояться? Он же ручной… Ну, всяко тебе подчиняется, ведь верно? А ты, если б хотел его натравить, себя бы запирать не позволил!

– Логично мыслишь. Молодец! Кстати, о волке… – я оценивающе посмотрел на окорок. – Не против, если я его угощу?

– Угощай… Я все равно эту копоть не люблю, – разрешил Вэльши.

– Я тоже. Киан, иди сюда!

Волк охотно подошел к «общему столу» и, блаженно урча, вгрызся зубами в сочное мясо. Я выложил на