МОЛЛИ. Как и с тобой.

УИЛЛИ. Как близнецов, подменял он нас и в жизни, и в

сонетах. Разве нет?

МОЛЛИ. Пока не свел, утратив враз меня с тобой. Пусть сам

винит себя.

УИЛЛИ. Но как признаться?

МОЛЛИ. Я говорю, никак. Никто не должен знать.

УИЛЛИ. А молва?

МОЛЛИ. «Прекрасное обречено молве».

УИЛЛИ. Это из сонета?

МОЛЛИ (рассмеявшись не без гордости). Который ты

присвоил, а посвящен-то мне!

УИЛЛИ. Ничего не просвоил. Я знаю, я был всего лишь

маской твоей для света и с тобой сроднился так, что нас не

различить.

МОЛЛИ. Но могут разлучить.

УИЛЛИ. Увы! Разлука неизбежна. Тем отрадней всякий час,

когда я вижу тебя, и всякий миг свиданья. Когда?

МОЛЛИ. Как знать! Вообще мне не до веселья. Шекспир -

насмешник, он меня ославит, да и тебя.

УИЛЛИ. Нет, нет, он нас любит. Он скажет:

Полгоря в том, что ты владеешь ею,

Но сознавать и видеть, что она

Тобой владеет, - вдвое мне больнее.

Твоей любви утрата мне страшна.

Я сам для вас придумал оправданье:

Любя меня, ее ты полюбил.

А милая тебе дарит свиданья

За то, что ты мне бесконечно мил.

И если мне терять необходимо,

Свои потери вам я отдаю:

Ее любовь нашел мой друг любимый,

Любимая нашла любовь твою.

Но если друг и я - одно и то же,

То я, как прежде, ей всего дороже...

42

МОЛЛИ. Откуда этот сонет?

УИЛЛИ. Вероятно, из тех, какие он писал для графа

Саутгемптона.

МОЛЛИ. Как! И ты думаешь, что он мной владел? И они

остались друзьями?

УИЛЛИ. Нет, нет, Молли! Ты говорила, что это была игра, как

наша игра в Венеру и Адониса, которая, правда, закончилась

триумфом богини.

МОЛЛИ. Да, ты никак надо мной смеешься, как смеются над

тобой, мол, из молодых да ранних! Даже твоя мать графиня

Пэмброк подмигивает мне из сочувствия твоим страданиям.

УИЛЛИ. Я страдаю?

МОЛЛИ. Нет? Далеко пойдешь.