антивоенного движения Дэвидом Харрисом. За ланчем она рассказала Джобсу, что пытается научить сына печатать.

— На пишущей машинке, что ли? — изумился Джобс.

Она кивнула.

— Но пишущие машинки устарели, — сказал Джобс.

— Если они устарели, то я-то какая? — спросила она.

Возникла неловкая пауза. Как Баэз мне потом рассказывала:

«Едва я это произнесла, как сразу поняла, что ответ очевиден. Вопрос повис в воздухе. Я пришла в ужас».

К немалому изумлению команды Macintosh, Джобс однажды привел Баэз на работу, чтобы показать ей прототип Macintosh. Сотрудники были поражены, что Джобс с его манией секретности вдруг демонстрирует компьютер постороннему человеку. Но еще более сильное впечатление на них произвело, конечно, появление Джоан Баэз. Джобс подарил Apple II Гэйбу, а потом и Macintosh — самой Баэз. Он приходил к ним, чтобы похвастаться теми особенностями компьютера, которыми так гордился. «Он был мил и терпелив, но его знания были настолько глубоки, что учить меня ему было трудно», — вспоминала она.

Он был мультимиллионером, она — мировой знаменитостью, но совсем не богатой. Он во многом был для нее загадкой, да и потом, спустя почти тридцать лет, во многом загадкой и остался. Однажды за ужином, в самом начале их отношений, Джобс заговорил о Ральфе Лорене и его магазине Polo Shop, но Баэз призналась, что никогда там не была. «У них есть чудесное красное платье, которое великолепно тебе подойдет», — сказал он и повез ее в магазин в торговом центре Стэнфорда. Баэз вспоминает: «Я подумала тогда: невероятно, это как сон, рядом со мной — один из богатейших людей в мире, и он хочет купить мне какое-то прекрасное платье». Когда они пришли в магазин, Джобс купил себе несколько рубашек и, показав Баэз платье, сказал, что ей непременно надо его купить.

Она несколько удивленно ответила, что не может себе это позволить. Он ничего не сказал, и они ушли. «Когда человек весь вечер рассказывает тебе о прекрасном платье, то нормально же подумать, что он хочет тебе его подарить? — сказала она мне, по-прежнему удивляясь тому случаю. — Вот тебе, пожалуйста, загадка красного платья. Мне эта история показалась странной». Джобс мог подарить ей компьютер, но не платье, а если приходил к Баэз с цветами, обязательно упоминал, что они остались от праздника на работе. «Он был романтичным и одновременно очень боялся быть романтичным», — сказала она.

В период работы над компьютером NeXT он пришел в дом к Баэз в Вудсайде, чтобы показать, как хорошо компьютер может играть музыку. «Он включил квартет Брамса и сказал, что со временем музыка из компьютера будет звучать лучше, чем ее мог бы исполнить человек, даже все иннуэндо и каденции будут звучать лучше», — вспоминала Баэз. Ей такая перспектива показалась ужасной. «Он все больше распалялся и восхищался, а я, просто окаменев от ярости, думала: да как ты смеешь осквернять музыку?»

Он посвятил Деби Коулман и Джоанну Хоффман в свои отношения с Баэз и делился с ними сомнениями, мол, может ли он жениться на женщине с сыном-подростком, которая вряд ли захочет еще детей. «Порой он снисходительно говорил, что она поет только „о душе“ в противоположность по- настоящему „политическому“ Дилану, — сказала Хоффман. — Она была сильной женщиной, а ему хотелось показывать, что он — самый главный. Вдобавок он всегда говорил, что хочет семью, и понимал, что с ней это невозможно».

Поэтому через три года роман закончился, и они стали просто друзьями. «Я думал, что был влюблен в нее, но на самом деле она мне только очень нравилась, — говорил он позже. — Мы не были предназначены друг для друга. Мне хотелось детей, а ей уже нет». В своих мемуарах 1989 года Баэз рассказывает о разрыве с мужем и о том, почему она больше не выходила замуж. «Мне пристало быть одной, и именно так я жила с тех пор, иногда вступая в по большей части несерьезные отношения», — написала она. В конце книги она добавила изящную благодарность «Стиву Джобсу — за то, что он заставил меня выучить слово „процессор“, поставив таковой у меня на кухне».

Через год после изгнания из Apple, когда Джобсу был 31 год, его мать Клара, заядлая курильщица, умирала от рака легких. Джобс проводил много времени у ее постели и разговаривал о том, о чем не решался раньше, задавая вопросы, от которых прежде воздерживался. «Когда вы с отцом поженились, ты была девственницей?» — спросил он. Ей было трудно говорить, но она через силу улыбнулась. И рассказала, что была раньше замужем, но ее первый муж не вернулся с войны. А еще она вспомнила некоторые подробности того, как они с Полом усыновляли Стива.

Как раз в то время Джобсу удалось отыскать женщину, которая отдала его на усыновление. Еще в начале 80-х годов он тайно нанял детектива, у которого, однако, ничего не вышло. Тогда Джобс обратил внимание на фамилию врача из Сан-Франциско на своем свидетельстве о рождении. «Я нашел его имя в телефонной книге и позвонил», — вспоминал Джобс. Но врач не смог ему помочь. Сказал, что все его записи пропали при пожаре. Однако это было неправдой. На самом деле сразу после звонка Джобса врач написал письмо, запечатал его и подписал на конверте: «Отправить Стиву Джобсу после моей смерти». Вскоре он умер, и его вдова послала Джобсу письмо, в котором врач сообщал Джобсу, что его матерью была незамужняя студентка из Висконсина по имени Джоан Шибле.

Джобс нанял нового детектива, и через несколько месяцев тот сумел собрать сведения об этой женщине. Отдав сына на усыновление, Джоан вышла замуж за его биологического отца, Абдулфатту («Джона») Джандали, и у них родился еще один ребенок, дочь Мона. Джандали бросил семью через пять лет, и Джоан вышла замуж за колоритного инструктора по катанию на коньках Джорджа Симпсона. Этот брак тоже оказался недолгим, поэтому в 1970 году Джоан с дочерью (они обе теперь носили фамилию Симпсон) пустились в странствия и в конце концов осели в Лос-Анджелесе.

Джобс всегда считал Поля и Клару своими настоящими родителями и ни в коем случае не хотел, чтобы они узнали о его поисках биологической матери. Он боялся, что это может их обидеть, что говорило о его глубокой привязанности к Полу и Кларе Джобс — обычно он не был столь чувствителен. Он не пытался встретиться с Джоан Симпсон до самой смерти Клары в 1986 году. «Я не хотел, чтобы они подумали, будто я не считаю их своими родителями, потому что только они и были мне родителями, — вспоминал он. — Я очень любил их и не хотел, чтобы они знали о моих розысках. Даже если журналисты вдруг что-то узнавали, я просил их молчать». Когда Клара умерла, он рассказал обо всем Полу Джобсу, который отнесся к этому совершенно спокойно и не был против того, чтобы Джобс встретился с женщиной, которая его родила.

Итак, Джобс однажды позвонил Джоан Симпсон, представился ей и договорился приехать к ней в Лос-Анджелес. Как он позднее вспоминал, сделал он это в основном из любопытства. «Я верю, что качества человека определяются его окружением, а не наследственностью. Но все-таки немного интересно узнать о биологических корнях», — сказал он. Кроме того, он хотел заверить Джоан, что, по его мнению, она поступила правильно. «Мне хотелось встретиться с биологической матерью главным образом для того, чтобы посмотреть, в порядке ли она, а еще — поблагодарить ее за то, что она не сделала аборт. Ей было всего 23 года и пришлось многое пережить, чтобы родить меня».

Эмоции переполняли Джоан, когда Джобс появился на пороге ее лос-анджелесского дома. Она знала, что ее сын богат и знаменит, но не очень понимала почему. Она сразу же принялась изливать ему душу. Она говорила, что ее заставили подписать бумаги на усыновление и она согласилась, лишь когда ее заверили, что ребенку хорошо в новой семье. Она всегда скучала о нем и страдала из-за своего поступка. Она снова и снова извинялась перед ним, хотя Джобс повторял, что все понимает и вообще все вышло как нельзя лучше.

Успокоившись, она рассказала Джобсу, что у него есть родная сестра, Мона Симпсон, начинающая писательница, которая живет на Манхэттене. Она никогда не рассказывала Моне про брата и лишь в тот день сообщила новость по телефону. «У тебя есть брат, он чудесный и знаменитый, и я привезу его в Нью-Йорк, чтобы вы встретились», — сказала она. В ту пору Мона мучительно заканчивала роман «Где угодно, только не здесь» — о своей матери и об их путешествии из Висконсина в Лос-Анджелес. Кто читал эту книгу, не удивится некоторой сумбурности, с которой Джоан сообщила Моне о брате. Имя его не назвала, только сказала, что он был беден и разбогател, что он хорош собою и знаменит, у него длинные