других развлечений. Если ты хоть что-то из себя представляешь, то по крайней мере раз в неделю получаешь приглашение на коктейль в посольство или консульство, Британский совет, Американскую военную миссию, Французский альянс или одно из бесчисленных агентств, созданных при ООН.

Мы с напарником чувствовали себя куда больше в своей стихии, пребывая в глубинах Индийского океана, нежели в дипломатических кругах, поэтому сперва никто не обращал на нас внимания. Но после того как Майк организовал тур Дэйва Брубека[19] по Цейлону, нас начали замечать, особенно когда мой приятель женился на одной из самых известных красавиц острова. Так что теперь наше потребление коктейлей и канапе ограничивалось главным образом нежеланием расставаться с удобными саронгами ради таких западных нелепостей, как брюки, смокинги и галстуки.

В тот раз мы впервые оказались в советском посольстве, организовавшем прием для группы русских океанографов, которые только что прибыли в порт. Под неизбежными портретами Ленина и Маркса толпились несколько сотен гостей всех цветов кожи, религий и наречий. Они болтали с друзьями или простодушно поглощали водку и икру. Меня оттеснили от Майка и Элизабет, но я видел их в другом конце зала. Майк исполнял свой коронный номер «Я побывал на стометровой глубине» перед восхищенной публикой, а она насмешливо на него смотрела. Пожалуй, еще больше народу глазело на саму Элизабет.

С тех пор как я лишился барабанной перепонки, ныряя за жемчугом на Большом Барьерном рифе, на подобных мероприятиях мне всегда приходится испытывать немалые неудобства. Шум, царящий на них, примерно на двенадцать децибел превышает тот, что я могу выдержать. Этот недостаток весьма существенен, особенно когда тебя представляют людям, носящим имена вроде Дхармасирварден, Тиссавирасингх, Гунетиллеке или Джаявикрема. Так что в свободное от набегов на буфет время я обычно стараюсь найти островок относительной тишины, где есть шанс расслышать больше половины беседы, участником которой я мог бы оказаться.

Я стоял в акустической тени большой декоративной колонны и рассеянно наблюдал за происходящим в стиле Сомерсета Моэма, когда заметил, что какой-то тип смотрит на меня с таким выражением, будто ему очень хотелось спросить: «Мы с вами не встречались раньше?»

Постараюсь описать его достаточно подробно, поскольку он наверняка может оказаться знакомым многим из вас. Ему было лет тридцать пять. Гладко выбритое лицо, короткая стрижка и манеры завсегдатая Рокфеллер-центра безошибочно выдавали в нем американца. Лишь недавно подобные черты начали успешно имитировать молодые русские дипломаты и технические советники. Ростом он был примерно метр восемьдесят, с проницательными карими глазами и черными волосами, преждевременно поседевшими на висках. Я был полностью уверен в том, что мы никогда прежде не встречались, но лицо его кого-то напоминало. Мне потребовалось несколько дней, чтобы сообразить… помните покойного Джона Гарфилда?[20] Так вот, это был практически вылитый он.

Когда на вечеринке со мной встречается взглядом незнакомец, автоматически включается стандартная процедура. Если этот человек кажется мне достаточно симпатичным, но в данный момент я ни с кем не хочу знакомиться, то применяю Нейтральный Взгляд, не выражая симпатии, но и без явной враждебности. Если же он мне неприятен, то я использую Маневр Глазами, состоящий из долгого недоверчивого взгляда, после которого следует неспешный поворот затылком к смотрящему субъекту. В крайних ситуациях может на несколько миллисекунд включиться Выражение Отвращения. Обычно оно до всех доходит. Но этот тип показался мне интересным, к тому же я начал скучать и потому послал ему Приветливый Кивок.

Через несколько минут он пробрался сквозь толпу ко мне, и я повернул в его сторону здоровое ухо.

— Привет, — сказал этот человек, который и в самом деле оказался американцем. — Меня зовут Джин Хартфорд. Уверен, мы где-то уже встречались.

— Вполне возможно, — ответил я. — Я довольно много времени провожу в Штатах. Артур Кларк, очень приятно.

Обычно в ответ на это следует лишь ничего не выражающий взгляд, но не всегда. Я почти видел, как за его жесткими карими глазами мелькали перфокарты, и мне польстила скорость, с которой это происходило.

— Писатель? Научно-популярные книги?

— Верно.

— Фантастика. — Его изумление выглядело неподдельным. — Теперь я понял, где видел вас. Я был однажды в студии, где вы участвовали в шоу Дэйва Гэрроуэя.

Может, мне и стоило бы пойти по этому следу, хотя сомневаюсь. К тому же я был уверен в том, что имя Джин Хартфорд ненастоящее. Слишком уж гладко оно звучало.

— Так вы с телевидения? — спросил я. — Что вы тут делаете? Собираете материал или просто в отпуске?

Он улыбнулся открыто и дружелюбно, как человек, которому есть что скрывать, причем немало.

— Просто интересуюсь. Но это настоящий сюрприз!.. Я читал ваше «Исследование космоса», когда оно вышло в… э…

— В пятьдесят втором. В Клубе книги месяца эта вещь наделала немало шума.

Все это время я пытался понять, что он из себя представляет. В нем определенно было нечто такое, что мне не нравилось, но я никак не мог определить, что именно. В любом случае, я многое готов был позволить тому человеку, который читал мои книги, к тому же работал на телевидении.

Однако Хартфорда, скажем так, интересовало совсем другое.

— Послушайте! — оживленно заговорил он. — У меня тут наклевывается проект крупной телевизионной сети, который наверняка мог бы вас заинтересовать. Собственно, именно вы подсказали мне идею.

Слова его звучали многообещающе, и мой коэффициент жадности подскочил на несколько пунктов.

— Рад слышать. Так о чем речь?

— Здесь я говорить об этом не могу, но, может, встретимся завтра у меня в гостинице? Часа в три?

— Погодите, сверюсь с ежедневником. Да, вполне.

В Коломбо всего две гостиницы, где останавливаются американцы. Я с первого раза угадал, что он жил в «Маунт-Лавинии». Возможно, вы об этом не знаете, но наверняка видели то место, где проходила наша беседа с глазу на глаз. Примерно в середине фильма «Мост через реку Квай» есть короткая сцена в военном госпитале, где Джек Хоукинс встречает медсестру и спрашивает ее, где он мог бы найти Билла Холдена. Мы питаем особую слабость к данному эпизоду, так как Майк играл роль одного из выздоравливающих морских офицеров. Если смотреть внимательно, то на заднем плане с правой стороны вы увидите его бородатый профиль, когда он записывает шестую выпивку подряд на счет Сэма Шпигеля. Как выясняется в фильме, Сэм мог себе это позволить.

Именно там, на крошечном плато, высоко над пляжем, окаймленным пальмами и тянущимся на многие километры, Джин Хартфорд начал излагать мне суть своей идеи. Мои скромные надежды на достойный заработок быстро улетучились. Я до сих пор не уверен в том, каковы были его истинные мотивы, если он вообще сам о них знал. Несомненно, сыграли свою роль неожиданная встреча со мной и извращенное чувство благодарности, без которой я с радостью мог бы обойтись. Несмотря на внешнюю уверенность в себе, он наверняка был угрюмым одиноким человеком, отчаянно нуждавшимся в поддержке и дружбе.

Ни того ни другого Джин от меня не получил. Я всегда тайно сочувствовал Бенедикту Арнольду[21], как, разумеется, каждый человек, знавший все подробности его истории. Но Арнольд просто предал свою страну. До Хартфорда никто и никогда не пытался ее соблазнить.

Мои мечты о долларах развеялись, как только я узнал, что связь этого типа с американским телевидением прервалась окончательно и бесповоротно в начале пятидесятых. Ясно было, что его вышвырнули с Мэдисон-авеню за политические взгляды. Точно так же мне стало понятно, что в данном случае ни о какой вопиющей несправедливости речи не шло. Он со сдержанным возмущением рассказывал о своей борьбе с упрямой цензурой и оплакивал выдающуюся, хотя и неназванную, серию передач по