Письмо колхозников-джигитов Туркмении товарищу Сталину
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Из первых первому, тебе, родной наш Сталин. Любимый друг, учитель и отец, Мы шлем привет — и песни льются сами Из переполненных сердец. И вновь, и вновь, почетный наш джигит, Сыны и дочери страны свободной Тебя приветствуют. Привет народный Из тысяч уст, как речь одна, гремит. Со всех концов страны своей родимой. Мы собрались в наш праздничный поход. «Счастливый путь!» — сулил нам взор любимой, И с гордостью нас провожал народ. Мы смело шли в безводных Кара-Кумах, Шли радостно в ликующих степях, Шли с песнями под тенью скал угрюмых На боевых колхозных скакунах. И где б ни ждал джигитов час привала — В полдневный жар, в густой тени ночной — В кругу живом беседа не смолкала О Ленине и о тебе, родной. В столицу вольную — цветущий Ашхабад На торжество сегодня собрались мы. И песни в честь счастливейшей отчизны — СССР — восторженно звенят. Мы годовщину славного похода Здесь празднуем, как всенародный той[36]. Подстать ему нет в памяти народной, — Свершить его готов из нас любой. Посланцами своей родной земли — Чье солнце радости идет к зениту, Летели в Кремль отважные джигиты И знамя славы с честью донесли. На их привет — привет вождя ответный, Как молния, вдруг озарил весь мир. Твои слова, как талисман заветный, Из уст в уста передавали мы. Алмазом слов ты дал нам ясность цели, Мы место новое в истории нашли. Достойные оправы драгоценной, В сердца бойцов слова твои легли. Великий вождь! Товарищеским словом На высоту ты поднял наш народ. И жизнь для нас открылась в свете новом, — Мы за нее в любой пойдем поход. Веселый той! И скачки, и борьба… Дни радости цветами жизнь венчает. И в прошлое навеки отступает Страны родной суровая судьба. И как не петь от радости сердцам?.. Века наш день, не рассветая, гас. Улы тельпек, ишак[37] — вот кличка нам, В числе — скотов — последний счет для нас. Груз тяжких дней влачившие рабы… Народ родимый, мы — твои сыны. Твоя мечта — тысячелетий сны — У нас в руках, заветный плод борьбы! Как мать родную, родину ища, Ты сотни лет, кочуя, растерял. И каждый день безрадостный очаг С утра дымил, а в полдень остывал. По всей земле ты не нашел, где сесть. Ты родину прозвал — «хатаб-кала»[38], Но и в седле одну ты слышал весть: Что день — беда, как мать, тебя ждала. Во все концы пустыни бороздя, Ты вечно вел неравный, страшный бой За жизнь свою — едва-едва бредя, За вольный труд — едва-едва живой. Бросались всадники твои, как львы, На полчища джигитов Чингиз-Хана, Без страха шли навстречу Тамерлану — И вновь очаг тонул в твоей крови.
