Естественно, она раскритиковала наши жилищные условия, усмехнулась Миранда. Совсем как старая тетушка. Туг было грязно, там все растрескалось, а там заплесневело. Но это все правда, ты не замечал запаха плесени, особенно там, в углу? Хуана спросила, действительно ли мы собираемся жить с ребенком в этой квартире.

Я подумал о том, что увидел или, вернее, заметил и не придал значения, когда вошел в дом. Я был нетрезв. Может быть, мне показалось?

— Погоди… — сказал я. — Подожди секунду.

Я снова вышел в коридор. Да, маленький тряпичный мешочек на тонком шнурке был прикреплен к дверной петле с наружной стороны.

— Послушай меня, — сказал я, вернувшись к Миранде. Она пыталась читать при слабом свете. Я спросил спокойно, как мог: — Хуана знала о твоей беременности до того, как пришла?

— Да. Или, впрочем… нет, она не знала. Я сказала по телефону, что у меня есть хорошие новости. Наверное, было не так уж сложно догадаться. А это имеет какое-нибудь значение?

— Думаю, да. Посмотри на это.

Я показал ей маленький серый мешочек. Осторожно развязав шнурок, я высыпал содержимое на лист бумаги на своем письменном столе. Это был серо-зеленый порошок со слабым неприятным запахом. В порошке находился маленький твердый комочек цвета слоновой кости.

— Что это? — спросила Миранда, когда я стер пыль с этого маленького предмета.

— Это кусок человеческой кости, — сказал я. — Может, из пальца на руке или ноге.

— О-о-о, просто цирк, — сказала Миранда.

— Цирк. — Я кивнул. — Это же palo[57]. Черт возьми!

Я собрал порошок, положил в середину кусочек кости, завернул в бумагу и выбросил все это в окно. Вместе с маленьким мешочком. Когда сверток коснулся земли, я вздохнул с облегчением и, все еще дрожа, уставился на Миранду широко раскрытыми глазами.

— Думаю, я чего-то не понимаю, — сказала она.

— Да что ты? Это — проклятие. Проклятый мешочек йуйу.

— Ты веришь в это?

Я пожал плечами:

— Может, да, а может, и нет. Неужели то, во что я верю, имеет такое большое значение?

— Мне показалось, что ты испугался этого мешочка.

— Возможно, у меня просто началась паранойя, — сказал я.

— Ты что, думаешь, что Хуана принесла эту штуку и повесила нам на дверь? Она крепилась с внутренней стороны?

— Нет, с наружной. Подобные вещи обычно вешают там.

— И что же? Наверняка это сделал кто-то из соседей.

— Разве у нас есть проблемы с соседями? Это стоит денег, Миранда. Палеро неплохо зарабатывают на изготовлении проклятий вроде этого. Такое не делают для развлечения или из озорства.

Миранда застонала:

— У тебя действительно паранойя. Ты что, хочешь сказать, что Хуана пришла сюда, чтобы повесить такую ерунду на нашу дверь? Моя сестра?

— А что еще я должен думать? Она из посвященных. Среди наших знакомых других посвященных нет.

— Не верю я во все это, Рауль. Только не Хуана. Но если ты настаиваешь, я могу ее об этом спросить прямо.

— И что? Думаешь, она честно ответит? Это серьезно, понимаешь? Хуана повесила чертов мешок с йуйу на нашу дверь. Она хочет убить нашего малыша, Миранда. Черт, Хуана совсем не дружит с головой.

— У тебя самого с головой не в порядке. Я и не подозревала, что ты такой суеверный. Папа говорит, что только тупые ниггеры…

— Не надо об этом так громко, пожалуйста. А то они развесят мешочки повсюду, вот увидишь.

Миранда сменила тему:

— Что ты думаешь об имени Ирис?

— Ирис?

— Если будет девочка.

Я задумался.

— Да, мне нравится Ирис. Ты что-то знаешь или просто строишь предположения?

— Хуана сказала, что наверняка будет девочка.

— Святые угодники! Ты что, видела, как ее глаза становятся совершенно белыми? А пена изо рта текла?

— Не говори ерунды, Рауль. Я и сама чувствую то же самое. Ирис?

— Только если в честь твоих прекрасных глаз, — сказал я.

Можете говорить все что угодно, но это был выдающийся бросок.

Стоя в дверях спальни, я бросил полупустую пивную бутылку через всю комнату. Я попал в лоб Луису Риберо на три сантиметра выше правого глаза. Бутылка не разбилась, но все услышали звук «бамс», когда она достигла цели. Луис заорал, но сознания не потерял.

Миранда сидела рядом с ним, как всегда, и слушала, широко раскрыв глаза, что Луис собирался ей поведать. Естественно, именно поэтому я и бросил бутылку. Внезапно понял, что больше не могу. Внезапно мне захотелось выразить все, что я думаю об этом спектакле, а что может быть более красноречивым, чем полупустая бутылка?

Наступил 1980-й, год Второго конгресса, десятилетие крушения иллюзий. Миранда была на четвертом месяце. Этого еще никто не замечал, но все наши знакомые знали. В том числе и бесконечно преданный ей Риберо, у которого, я надеялся, по этой причине хватит такта держаться от нее на расстоянии. Ничего подобного. В каком-то смысле он стал вести себя даже хуже, чем раньше.

В квартире было полно народу. Люди сидели вдоль стен, на подоконниках, на кровати. Табачный дым окутывал их желто-серым туманом, повсюду стояли бутылки. Здесь были Пабло, Эрнан и Энрике (Кико зааплодировал, когда бутылка достигла цели, а Эрнан только расстроенно покачал головой) и даже Вивиана. Это было наказание за то, что нам обманом удалось отхватить двухкомнатную квартиру: когда в «Дос Эрманос» становилось слишком жарко, компания все чаще стала перебираться к нам домой, поскольку у нас было много места. Обычно эти сборища проходили спокойнее, чем сегодня. Мы встречались, чтобы выпить кофе или пива и поговорить. В основном о политике. Наш дом стал вторым, менее заметным пристанищем «фиолетовой бригады». Разумеется, это произошло с моего согласия, Миранда немного подумала, но потом тоже согласилась. Но мне кажется, она была рада, что мы теперь не так часто оставались по вечерам наедине. Меня беспокоило, что она довольно много пила. Мы не так уж много знали о медицинских аспектах, но что-то мне говорило, что пьяной беременная быть не должна. Не тот случай.

Перед броском я стоял в дверях и разговаривал с Вивианой. Не помню, о чем мы говорили, зато помню, что мой взгляд каждые две секунды возвращался к дивану, где Миранда и Луис флиртовали друг с другом. Каждый раз, когда я слышал ее смех, в меня словно вонзался нож. Миранда теперь почти не смеялась.

— А сейчас, — обратился я к Вивиане, — сейчас ты увидишь, как мужчина защищает то, что он любит.