21 февраля 1892 г. Москва.

21 февраль.

Уважаемая Лидия Алексеевна, я получил и уже прочел Ваш рассказ. По-настоящему, за то, что Вы не пожелали повидаться со мной, мне следовало бы разругать Ваш рассказ, но… да простит Вас аллах!

Рассказ хорош, даже очень, но будь я автором его или редактором, я обязательно посидел бы над ним день-другой. Во-первых, архитектура… Начинать надо прямо со слов: 'Он подошел к окну'… и проч. Затем герой и Соня должны беседовать не в коридоре, а на Невском, и разговор их надо передавать с середины, дабы читатель думал, что они уже давно разговаривают. И т. д. Во-вторых, то, что есть Дуня, должно быть мужчиною. В-третьих, о Соне нужно побольше сказать… В-четвертых, нет надобности, чтобы герои были студентами и репетиторами, - это старо. Сделайте героя чиновником из департамента окладных сборов, а Дуню офицером, что ли… Барышкина - фамилия некрасивая. 'Вернулся' - название изысканное… Однако я вижу, не удержался и отметил Вам за то, что Вы обошлись со мной, как фрейлина екатерининских времен, т. е. не захотели, чтобы я не письменно, а словесно навел критику на Ваш рассказ.

Если хотите, то Ваш рассказ я вручу Гольцеву, который будет у меня до первого марта. Но лучше произвести кое-какие перестройки - спешить ведь некуда. Перепишите рассказ еще раз, и Вы увидите, какая будет перемена: станет сочнее, круглее и фигуры яснее.

Что касается языка, манеры - то Вы мастер. Если бы я был редактором, то платил бы Вам не менее 200 за лист.

Напишите мне сегодня, что Вы намерены делать. В ожидании распоряжений пребываю уважающим и готовым служить

А. Чехов.

Ваши герои как-то ужасно спешат. Выкиньте слова 'идеал' и 'порыв'. Ну их!

Когда критикуешь чужое, то чувствуешь себя генералом.

22 февраля 1892 г. Москва.

22 февраль.

Милый Виктор Викторович, простите, что так долго не отвечал на Ваше письмо. Только недавно вернулся из Воронежск губ и по самое горло занят покупкой имения. Купчая уже написана и пошла к старшему нотариусу на утверждение. Через неделю буду уже знать, помещик я или нет.

Но увы! Я изменил хохлам и их песням. Волею судеб покупаю себе угол не в Малороссии, а в холодном Серпуховском уезде, в 70 верстах от Москвы. И покупаю, сударь, не 10-20 десятин, как хотел и мечтал, а 213. Хочу быть герцогом. За это удовольствие я буду платить процентов в год 490 р. Утешаюсь расчетом, что за квартиру и за дачу я платил гораздо дороже. Лесу 160 десятин. Дров-то, дров! Не хотите ли в подарочек сажень дров?

Вашу новую жизнь с Анной Аркадьевной апробую и приветствую с легким сердцем; это мне симпатично и я рад за Вас. Ваше мнение, что будто многие осудят Вас, имеет своим источником мнительность.

Сейчас у меня был некий Черский, таинственный незнакомец, и просил денег на билет до Петербурга. Я дал ему 9 рублей. Он сказал между прочим, что работает он в 'Осколках' под псевдонимом 'Чих' и что ему приходится от Вас кое-что получить. В обеспечение своего долга дал он мне прилагаемое письмо. Если он не врет, то удержите из его гонорара 9 рублей и пришлите их мне через Лазарева или Ежова, при ихнем гонораре.

В свое монрепо переезжаю 1 марта. В деревне засяду за работу и буду писать с ожесточением, ибо денег у меня - увы и ах! Даже штанов нет.

Напишите мне что-нибудь интересное. Будьте здоровы. Анне Аркадьевне поклон и пожелания всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

22 февраля 1892 г. Москва.

22 февраль.

Простите, драгоценный Владимир Алексеевич, что так долго не отвечал на Ваше письмо. Во-первых, недавно только вернулся из Воронежск губ, и, во-вторых, покупаю имение (не к ночи будь сказано) и целые дни провожу во всякого рода нотариальных, банковых, страховых и иных паразитных учреждениях. Покупка моя довела меня до остервенения. Похож я на человека, который зашел в трактир только затем, чтобы съесть биток с луком, но, встретив благоприятелей, нализался, натрескался, как свинья, и уплатил по счету 142 р. 75 к. Рассчитывал я купить за пять тысяч и отделаться этою суммою, но увы! - удавы в виде всяких купчих, закладных, залоговых и проч. с первого абцуга сковали меня, и я слышу, как трещат мои кости, и, закрывши глаза, ясно вижу, как мое имение продается с аукциона. Увы!

Вы напрасно думаете, что Вы пересолили на именинах Щеглова. Вы были выпивши, вот и все. Вы плясали, когда все плясали, а Ваша джигитовка на извозчичьих козлах не вызвала ничего, кроме всеобщего удовольствия. Что же касается критики Вашей, то, вероятно, она была очень не строга, так как я ее не помню. Помню только, что я и Введенский чему-то, слушая Вас, много и долго хохотали.