1007. В. А. ТИХОНОВУ
14 сентября 1891 г. Москва.
14 сент.
Рассказ я пришлю, добрейший Владимир Алексеевич, но сказать, как он будет называться, я не могу. Назвать его теперь так же трудно, как определить цвет курицы, которая вылупится из яйца, которое еще не снесено. Благодарю за приглашение.
У Вас уже двое детей? Это хорошо. Если есть дети, то, значит, Вы здоровы и Вам не скучно жить. Редакторство Ваше меня нисколько не удивило и не вызвало ни одного вопроса, ни даже того, на который Вы поторопились ответить. Кому же быть редакторами, как не литераторам? Только, с Вашего позволения, вот Вам мой завет: читайте все присылаемое и не относитесь недоверчиво к новичкам. Заведите статейки по естественным наукам и не давайте места шарадам и критическим статьям.
Работы по горло. Пишу про Сахалин. Окончание этой работы представляется мне таким же отдаленным, как время, когда все будут целомудренны по рецепту толстовского Позднышева. Работал я все лето и теперь работаю, а денег нет и нет. Заграничная поездка сожрала меня с руками и ногами.
Как Ваши драматические дела? В каком положении слава?
Будьте здоровы и счастливы. Желаю Вам и Вашим деткам всего хорошего. В Питер приеду не раньше декабря.
Коли не забудете, пришлите мне номерок 'Севера' для знакомства.
Ваш А. Чехов.
1008. Ф. А. ЧЕРВИНСКОМУ
14 сентября 1891 г. Москва.
14 сент.
Ответ получите Вы от меня не так слС]ґ$лй4§џ'шя1`ть в Феодосию. На письмо туда и ответ оттуда потребно 10 дней.
Вашу пьесу получил и прочел, и на днях отдам в переплет. Жду второй пьесы, хотя предпочел бы поэму.
Будьте здоровы. Желаю Вам всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Давал Вашу пьесу знакомым. Читали и одобряли. На обороте:
Петербург,
Б. Московская, 6
Федору Алексеевичу Червинскому.
15 сентября 1891 г. Москва.
15 сентября. Мл. Дмитровка, д. Фирганг.
Многоуважаемый Иван Максимович!
Будьте добры, не откажите приготовить и прислать мне мой счет по почте. Я бы сам явился к Вам, да не совсем здоров и безвыходно сижу дома.
Желаю Вам всего хорошего.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
16 сентября 1891 г. Москва.
16 сент.
Мы, старые холостяки, пахнем, как собаки? Пусть так. Но насчет того, что врачи по женским болезням в душе селадоны и циники, позвольте поспорить. Гинекологи имеют дело с неистовой прозой, которая Вам даже не снилась и которой Вы, быть может, если б знали ее, со свирепостью, свойственною Вашему воображению, придали бы запах хуже, чем собачий. Кто постоянно плавает в море, тот любит сушу; кто вечно погружен в прозу, тот страстно тоскует по поэзии. Все гинекологи идеалисты. Ваш доктор читает стихи - чутье подсказало Вам правду; я бы прибавил, что он большой либерал, немножко мистик и мечтает о жене во вкусе некрасовской русской женщины. Известный Снегирев говорит о 'русской женщине' не иначе, как с дрожью в голосе. Другой гинеколог, которого я знаю, влюблен в какую-то таинственную незнакомку под вуалью, которую он видел издали. Третий ходит в театр на все первые представления и потом громко бранится около вешалок, уверяя, что авторы обязаны изображать одних только идеальных женщин и т. д. Вы упустили также из виду, что хорошим гинекологом не может быть глупый человек или посредственность. Ум, хотя бы семинарский, блестит ярче, чем лысина, а Вы лысину заметили и подчеркнули, а ум бросили за борт. Вы заметили также и подчеркнули, что толстый человек - бррр! - выделяет из себя какой-то жир, но совершенно упустили из виду, что он профессор, т. е. что он несколько лет думал и делал что-то такое, что поставило его выше миллионов людей, выше всех верочек и таганрогских гречанок, выше всяких обедов и вин. У Ноя было три сына: Сим, Хам и, кажется, Афет. Хам заметил только, что отец его пьяница, и совершенно упустил из виду, что Ной гениален, что он построил ковчег и спас мир. Пишущие не должны подражать Хаму. Намотайте это себе на ус. Я не смею просить Вас, чтобы Вы любили гинеколога и профессора, но смею напомнить о справедливости, которая для объективного писателя нужнее воздуха.
Девочка из купеческого звания сделана превосходно. Хорошо в речи доктора место, где он говорит о неверии своем в медицину, но не надо, чтобы он пил после каждой фразы. Любовь к трупу - это раздраженье Вашей пленной мысли. Вы не видели трупов.
Затем от частностей к общему. Тут позвольте крикнуть караул. Это не рассказ и не повесть, не художественное произведение, а длинный ряд тяжелых, угрюмых казарм. Где Ваша архитектура, которою Вы вначале так очаровали Вашего покорного слугу? Где легкость, свежесть и грация? Прочтите Ваш рассказ: описание обеда, потом описание проходящих девиц и дам, потом описание компании, потом описание обеда… и так без конца. Описания, описания, а действия совсем нет. Надо начинать прямо с купеческой дочки, на ней остановиться, а Верочку - вон, гречанок - вон, всех вон, кроме доктора и купеческого отродья.
Нам надо поговорить. Значит, Вы не переезжаете в Петербург? Я рассчитывал увидеть Вас в Петербурге, куда, по уверению Миши, Вы будто бы хотели переехать. Ну, будьте здоровы. Да хранят Вас ангелы небесные. Ваше воображение становится интересным. Извините за длинное письмо.
Ваш А. Чехов. На конверте:
Здесь,
Кисловка, д. Базилевского
Елене Михайловне Шавровой.
