— Да вижу, вижу я тебя, — нетерпеливо ворчала Элинор.
Она сгорбилась над рулем и глядела на дорогу сквозь свои огромные очки.
— Минерва-то держится? — спросила я.
— Получше моего, — хмыкнула Элинор. — Бог мой, сколько сил у этой женщины! Сама знаешь, она давно привыкла к больным и реанимациям. Стряпает столько, что хватило бы на целый полк. Я уж боялась, что она затеет торт-гигант, но, слава богу, вроде одумалась.
Я улыбнулась, а старушки на задних сиденьях захихикали.
— Я так переживаю за Джо-Нелл, что чуть с ума не сошла. — Элинор опустила солнцезащитный козырек, закрывая нас от слабых зимних лучей. Затем она хлопнула ладонью по рулю, посылая гудок зеленому джипу. — Нет, ты это видела? Взял и подрезал меня, и мы чудом избежали аварии. И зачем только подросткам выдают права?!
— Это был не подросток, — возразила я, глядя вслед джипу, — а пожилой мужчина.
— Правда? — покосилась на меня Элинор. — Что ж, стало быть, мне пора менять очки.
С заднего сиденья донесся голосок Матильды:
— Нам всем пора, милочка.
— Только не мне, — заявила Уинни, — у меня зрение как у сорокалетней.
— А я стала слепнуть уже в тридцать девять, — вздохнула Матильда.
— Так Джо-Нелл до сих пор в реанимации? — снова начала я.
— Угу. Подвешенная к мониторам и прочим аппаратам. Помнишь, тот старый сериал, что мы когда-то смотрели, — «Человек на шесть миллионов долларов»? Его мне она и напоминает. Мне тут приснился ужасающий кошмар про то, что врачи отрезали Джо-Нелл настоящую ногу, а взамен пришили электропротез. По мне, так именно этим и кончится. — Глаза Элинор увлажнились, и она стала утирать нижние веки.
С заднего сиденья донеслось негромкое кудахтанье вдов, старавшихся утешить Элинор.
— Все хорошо, милая, — квохтали они и похлопывали Элинор по плечам.
— Вовсе нет, — отрезала она, утирая нос рукавом, — какое там хорошо!
Она свернула на Профит-стрит и остановилась перед выкрашенным охрой зданием, на котором значилось: «Клуб пенсионеров».
— Приехали, — объявила Элинор, улыбаясь вдовушкам, — и как раз к началу «угадайки».
— Ну какая ты душечка! — залепетала Матильда, подхватив свою сумочку и перчатки. — Ну правда же, Уинни?
— Святая, — подтвердила Уинни и кивнула мне. — И что бы я без нее делала?
Элинор выбралась из фургона и повела старушек по тропинке, поддерживая их под костлявые локотки. По радио Эдди Дагган обсуждал с новым слушателем вероятность образования разлома в центре Теннесси. Я протянула руку и переключила приемник на диапазон FM, сразу попав на песню Эрина Невиля «Говори все как есть».
Я глянула на улицу, но снова ничего не узнала. И как только городок мог настолько перемениться за какие-то восемь лет? Хотя, может, дело не в нем, а в моей памяти. Ведь я изо всех сил старалась забыть Таллулу. Когда мама вышла за Уайатта Пеннингтона, его мать, Мани, сочла своим гражданским долгом читать нам лекции по истории Таллулы. «Это один из старейших городков Теннесси, — вещала она и так размахивала руками, что ее бриллианты бешено искрились. — Суровые выходцы из Шотландии и Ирландии воздвигли его посреди каменной пустыни».
Но мы ее не слушали. И лишь теперь я увидела, что городок и впрямь похож на Мани и прочих Пеннингтонов. Все в нем было прочное, на века: крутые известняковые холмы с вкраплениями угля, серовато-зеленые кедры, цепко укоренившиеся в неглубоком слое почвы, волнистые горы, постепенно уходящие ввысь на востоке. Я прислонилась к окну и рассматривала город во все глаза. Дома вокруг площади были выстроены на совесть: сосновые полы, кирпичные стены, дубовые перекрытия и каменные фундаменты. Хоть Мани и скончалась в тот самый день, когда ее сына схоронили на городском кладбище, я по-прежнему слышала ее звучный гортанный голос, твердивший мне, что «эти дома развалятся ой как нескоро».
Прямо передо мной возвышалась колокольня здания суда, а вокруг нее — магазины, на плоских смолёных крышах которых рядками сидели голуби. Несмотря на перестроенные фасады, я узнала некоторые дома: старую станцию, в прошлом белую, а теперь выкрашенную вильямсбергской лазурью. Новая вывеска гласила: «Авторемонтная мастерская Бобби Джо». А рядом был кирпичный спортзал со множеством окон, где я каталась на роликах, пока не выстроили специальный каток. Его флагшток был пуст, а над входом значилось: «Антикварный магазин Таллулы: 37 фирм под одной крышей». «Театр принцессы» превратился в мебельную комиссионку, на стене которой ажурными черными буквами было выведено: «Рождественская распродажа». Городок выглядел грустно, потрепанно и скорее убого, чем уютно. Именно так я всегда представляла себе стареющий город.
— Куда ты хочешь сперва: домой или в больницу? — спросила Элинор.
— В больницу.
Элинор глянула на свои старенькие часики фирмы «Таймекс» на черном кожаном ремешке:
— До приема посетителей еще целых сорок пять минут.
— Я поболтаю с Минервой.
— Но она дома, стряпает.
— Так она не в больнице?
— Ты же знаешь, как она готовится к приезду гостей. И вообще, нам вряд ли позволят шататься по реанимации. Ты точно хочешь туда поехать? — Она приподняла свои тонкие брови, словно испытывая меня: если ее пропащая сестрица Фредди выберет дом, она просто эгоистка, а если больницу, то, значит, в ней еще теплится искорка сестринской любви.
— Нет, едем домой, к Минерве. — Я взглянула на свои голые руки. — Я должна найти себе хоть что-то теплое, пока совсем не окоченела.
— Теплое? Неужто ты ничего не захватила?
— Нет, — пожала я плечами, — у меня нет теплых вещей.
— Ах, ну конечно. Все время забываю, что ты живешь в тропиках.
— Лишь пару месяцев в году.
— Думаю, шмотки Джо-Нелл будут тебе впору, — тарахтела Элинор, — у нее их столько, что можно открывать магазин. Кстати, она устроила платяной шкаф из запасной спальни, той, где мама держала попугайчиков, помнишь? Короче, одежду мы тебе найдем. — Элинор поджала губы и оглядела дорогу. Когда загорелся зеленый свет, она нажала на сцепление, и фургон рванулся вперед по Брод-стрит. Я заметила, что многие из прежних магазинов исчезли: «Сушеные травы Грейди», «Товары для мужчин», «Канцелярские принадлежности», кафе «Кунс 5-10». В центре все переменилось. На месте магазинчика дешевых товаров был теперь ресторан с оконными переплетами в колониальном стиле и названием «Чойсез», написанным узорной вязью. По одной стороне улицы тянулись сувенирные лавочки и бутики, в окнах которых висели платья и латунные светильники. Пропала даже «Армия спасения», а вместо нее появилось какое-то странное заведение под названием «Тряпки для богачей».
На углу Брод-стрит и Норт-Джефферсон-роуд Элинор свернула налево. Мы проехали мимо «Булочек Фреда», и я чуть не свернула шею, разглядывая закусочную. На двери висела красная табличка: «Мы открыты». В глубине я заметила деревянные стулья с красными клеенчатыми сиденьями, посетительницу у витрины и сухонькую седовласую старушку с подносом булочек.
— Я наняла себе помощницу, да боюсь, она нечиста на руку. Но ты меня знаешь: в тяжелые времена мне совсем ни до чего. Слушай, я понимаю, ты замерзла и все такое, но я должна тебе кое-что показать.
— Что?
— Место преступления, — Элинор заморгала, — где наша сестренка чуть было не ушла из жизни.
— Быть сбитой поездом — еще не преступление.
— Ну, хорошо: место
