— Джо-Нелл, может, принести тебе покушать? — У нее, разумеется, просто руки чесались притащить мне пирог или, может быть, пирожное со сливками, но это было бы против правил.

— В закусочной все в порядке, — рассказывала Элинор. — Я плачу одной старушке, чтоб она присматривала за кассой. Эрлин Уофорд, помнишь ее? Она еще работала в «Кей-Марте»? Вдова Билли Уофорда?

— Про цветы, про цветы расскажи! — торопила Минерва.

— Да, цветы шикарные. — Элинор аж руками всплеснула. — И их так много!

— Прям хоть магазин открывай! — кивала Минерва.

— Сестры запрещают их сюда приносить, так что мы все отсылаем домой, — пояснила Элинор.

— Но от кого они? — спросила я у нее.

— От всех твоих прежних ухажеров.

— Даже из ресторана «Старлайт» прислали корзину хризантем, — объявила Минерва.

— Ага, вос-хи-ти-тельную. Она утыкана такими изогнутыми леденцами. — Элинор согнула палец. — А на ленте золотыми блестками выведено «Пососи нас». Ну правда ведь здорово?

— Потрясающе, — ответила я и на минутку прикрыла глаза.

— А про Фредди слыхала? — спросила Элинор. — Она уже едет в Теннесси.

— То есть ради меня она бросила своих китов?! — заржала я. — Видать, я все же при смерти.

— Недавно мы так и думали, — хмыкнула Элинор.

Я уставилась в потолок. Сейчас она снова затянет про региональную преступность, постепенно переходя к национальной и мировой. Преступность — ее увлечение, наравне с телесериалами. Она смотрит канал «Дискавери» в надежде стать образованней, но вместо этого становится лишь более нервной. Все твердит, что ледники тают, река Колорадо мелеет, а африканских слонов безжалостно истребляют ради их собственной кости. Короче говоря, планета вот-вот покатится ко всем чертям. Я посоветовала ей не смотреть «Дискавери», раз уж ее это так сильно трогает. «Но там великолепные передачи, — обиделась она, — как „Первые поцелуи“, но только про животных. Кто за кем охотится, кто бесится, кто на грани вымирания, а кто хорош как никогда».

— Что-то спать хочется, — простонала я, заводя глаза и складывая руки на груди, словно меня укусил какой-то таинственный ядовитый паук и жить мне остается лишь считанные часы. С огромным облегчением я услышала, как Дуэйн объявил, что время посещения истекло.

— Как, уже? — огорчилась Минерва, складывая свое вязание.

— Ну можно еще пару минут? — просила Элинор.

— Извините, — отрезал Дуэйн, — правила для всех одинаковы.

— Пока, сестренка, — вздохнула Элинор, — сладких тебе снов. А если твой кардиомонитор вдруг перестанет пикать, срочно зови сестер.

— Так она и сделает, — кивал Дуэйн, выставляя их за двери.

— Кажется, скоро обход того симпатичного доктора, — бросила я.

— Которого? — Дуэйн удивленно поднял брови. — Доктора Грэнстеда или доктора Ламберта?

— Ламберта, — ответила я.

— Ах, этого, — хмыкнул Дуэйн. — Забудьте о нем. Он всего год как женился.

— Отлично, — усмехнулась я. — Объезженная лошадка.

— Но он обожает свою жену.

— Тем лучше. К чему мне легкая добыча?

— Милая, думайте о себе, а не о женатых врачах. — Он суетился вокруг моей кровати, подтыкая одеяло и поправляя аппаратуру. Затем он сунул мне в рот градусник. — Слышал, вам прислали интересную корзинку, красавица.

— Не будь я по уши в бинтах, — пробубнила я, стараясь не выронить градусник и потрясая кулаком, — так бы тебе заехала этой самой корзинкой!

— Да, милая, — улыбнулся он, — по самые уши — и не только в бинтах! А то бы я и правда напугался.

Мой самолет прибыл в Нашвилл в воскресенье утром. Закинув свой полотняный мешок на плечо, я уныло побрела по холодному тоннелю. Я ехала почти налегке: у меня не особенно много вещей, и все они совершенно не подходят для Теннесси — шорты, купальники, обрезанные джинсы. Правда, я брала в Тихуану батиковую шаль на случай холодных и ветреных ночей в пустыне, но шаль так и осталась на стуле в отеле.

Выйдя в терминал, я поежилась. Тусклый зимний свет словно нехотя струился на ряды пустых кресел, выкрашенных синей краской. Терминал был почти пуст. «Что за странное слово, — подумала я, — „терминал“. И совершенно неподходящее: сразу напоминает о смертельно больных. Но ведь не все же спешат на похороны, кто-то просто собирается в путешествие. Почему бы не назвать этот огромный стеклянный холл просто вестибюлем?»

Указатели вывели меня к эскалатору, и неподалеку от выдачи багажа я отыскала справочное бюро. Девушка у окошка объяснила мне, как пройти к «такси-лимузинам» — заурядной транспортной конторе, укомплектованной микроавтобусами «крайслер». Я купила билет и потащилась вдоль вереницы припаркованных на стоянке автобусов, разыскивая тот, что идет к Таллуле. Машин там было около сотни, а моя оказалась предпоследней. Не говоря ни слова, водитель взял мой мешок и запихнул его в невероятно маленький багажный отсек. Я залезла внутрь и пробралась в третий ряд мимо двух потрепанных бизнесменов, уткнувшихся в «Уолл-стрит джорнал», и двух загорелых женщин, блондинки и брюнетки. Эти были увешаны золотыми побрякушками — серьгами, браслетами и ажурными ожерельями. Они обсуждали игорные дома во Фрипорте и их отвратительных завсегдатаев. Блондинка обернулась ко мне и просияла. Ярко-белые тени на ее веках напоминали оправу очков фасона «кошачий глаз».

— Привет, — бодро начала она, откидывая челку. Вокруг ее темных глаз виднелась черная подводка. — Возвращаетесь из отпуска?

«Из отпуска?» — подумала я. Строго говоря, я не была в отпуске ни разу в жизни; но на сей раз моя нормальная жизнь словно сама собой отправилась в отпуск. Отпуск получили и мой муж, и моя работа, и бог его знает, чем это кончится. Я понимала, что выгляжу просто дико из-за своей уродливой стрижки, кожаных сандалий, драных джинсов и футболки с надписью «Спасите китов». Словно только что вернулась из дешевенького тура в Панама-Сити, где скоротала неделю в третьесортном мотеле на берегу залива. «Да и не по сезону прикид», — сказала бы Джо-Нелл. Судя по тому, что у всех машин на парковке заиндевели стекла, на улице было по меньшей мере ноль градусов.

— Нет, не из отпуска, — ответила я блондинке и уставилась на свои джинсы. Я всегда умудрялась одеться как-то не к случаю — просто Королева Неуместного Наряда. Если мужчины выряжались в смокинги, я заявлялась в тапочках и хлопковом платьице. Когда меня приглашали на вечеринку у бассейна, я приходила в купальнике, а потом силилась скрыть смущение при виде платьев, шортов, слаксов и полного отсутствия купающихся. Хозяйка начинала суетиться, рассыпаться в извинениях, соглашаться, что употребила неудачное выражение в пригласительном билете. «В смысле „рядом с бассейном“. Но раз уж ты в купальнике, — тараторила она, — обязательно окунись. Не смущайся: никто на тебя не смотрит».

— Дело в том, что я сама из отпуска и подумала, что вы, возможно, тоже. — Блондинка улыбнулась мне, обнажив чуть кривоватые зубы. Она села поудобнее, и в воздухе повеяло ароматом жонкалий и ванили. — Так откуда вы едете?

— С западного побережья. — Я немного поколебалась, не зная, стоит ли выкладывать всю правду. Если эта блондинка, как и многие южанки, обожает трагедии, она будет засыпать меня вопросами до самой Таллулы.

— Правда? — протянула блондинка, поднимая брови. При этом белые ободки на ее веках вытянулись. Она глянула на свою спутницу, пухленькую брюнетку, которая, сощурившись, рассматривала меня. Эта