фетровая шляпа цвета гиацинта, кокетливо изогнутая по самой последней моде; длинные перчатки из белой замши закрывали руки выше локтя.
— Сколько вам лет, Сильвия? — спросил Родней.
— Ровно восемнадцать, — ответила она.
Родней был поражен. Она выглядела гораздо моложе, и ему почему-то хотелось, чтобы это в действительности оказалось так. В восемнадцать лет заводить знакомство с наемными танцорами в курзале! О, это было не совсем прилично!
— Вашего отца зовут Маркус Дин?
— Да, а почему вы спрашиваете? Вы с ним знакомы?
— Нет, я знаю его только понаслышке.
Значит, Эшли прав. Это обстоятельство несколько изменило его отношение к Сильвии, она как-то сразу упала в его глазах.
Весело болтая и смеясь, они подъехали к ресторану, расположенному на склоне горы, и отлично позавтракали там: омары, котлеты, земляника со сливками и, как Сильвия назвала его, вдохновляющий коктейль.
«Я начинаю влюбляться в нее», — думал Родней, лежа на земле в тени большой сосны. Горячие лучи солнца пробивались сквозь ее густую хвою, и в воздухе был разлит крепкий, душистый запах смолы.
Своей сильной, смуглой рукой Родней пожал руку Сильвии.
— Прекрасный день. А вы довольны?
Девушка утвердительно кивнула: легкий румянец заиграл на ее щеках.
— Я вам хоть немного нравлюсь, самую чуточку?
— Бит — мое уменьшительное имя, — весьма непоследовательно ответила Сильвия, и в ее глазах мелькнул веселый огонек.
— Бит. — Родней поднялся и сел. — Какое очаровательное имя — Бит!
Он улыбнулся ей, его глаза, окруженные густыми короткими ресницами, загорелись беспокойным огнем.
— Кто дал вам это имя, деточка?
— Одна очень знаменитая особа — Фернанда. Я жила у нее целый год, когда мне было шесть лет. Она большой друг моей матери.
Фернанда! Родней невольно подумал о том, с какой иронией Эшли отнесется к этому обстоятельству.
— Она изумительна, не правда ли? — лениво спросил он.
— Она — прелесть во всех отношениях!
— Вы, по-видимому, получили весьма своеобразное воспитание, — заметил Родней.
— О да. Видите ли, мы постоянно переезжаем с места на место. Маме очень быстро надоедает повсюду, и как только это случается, мы сейчас же уезжаем. Сюда приехали из Копенгагена.
«Представляю, что случилось в Копенгагене», — несколько цинично подумал Родней.
Однако, что бы там ни случилось, это не делало Сильвию менее привлекательной, но зато делало ее гораздо более доступной.
В душе он ясно сознавал, что ведет нечестную игру, но, в конце концов, девушка, которая ведет подобный образ жизни и имеет таких родителей, вероятно, в достаточной мере опытна, несмотря на юный возраст. Она выглядит совсем ребенком, но если бы это было так, она не танцевала бы с ним до полуночи и не поехала бы сейчас сюда: ее поведение определенно не говорит в ее пользу.
— Я хочу поцеловать вас, — вдруг настойчиво и резко сказал он.
Сильвия лежала на спине, положив руки под голову. Она не двинулась, только в ее широко открытых глазах мелькнула тревога.
Их взгляды встретились: они оба внезапно почувствовали, что какая-то неведомая сила, которой трудно противостоять, притягивает их друг к другу.
Мертвая тишина царила вокруг. Под яркими лучами южного солнца вся природа, казалось, погрузилась в глубокий сон. Родней совсем близко наклонился к Сильвии; неясный трепет первой страсти пробежал по ее телу, и губы, похожие на лепесток цветка, полуоткрылись и вздрогнули.
На одно мгновение Родней вернулся к действительности: откуда-то из глубины сознания внутренний голос твердил: не делай этого, остановись. В душе он чувствовал, что поступает нехорошо, но… он еще ниже склонился к Сильвии и долгим страстным поцелуем прильнул к ее губам.
Какая-то птичка пронзительно громко запела над ними. Родней поднял голову. Очарование было нарушено.
Он одним прыжком вскочил на ноги.
— Пора домой.
И хотел прибавить «простите меня за то, что я сделал», но не решился и подумал:
«В конце концов это ведь только поцелуй…».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На обратном пути было очень жарко и пыльно, все время впереди них по извилистому шоссе ехал какой-то автомобиль.
— Отвратительно, когда такая пыль, не правда ли? — раздраженно сказал Родней.
Сильвия пробормотала в ответ что-то неопределенное.
Пыль. Разве было пыльно? Она не заметила этого, как не заметила и автомобиля, едущего впереди; она, не отрываясь, смотрела на тонкие смуглые руки Роднея, державшие рулевое колесо, на полоску синего шелка, окаймлявшего манжеты, на изогнутые платиновые с золотом запонки, на перстень с печаткой… И если бы в этот момент рухнул весь мир, ее бы это меньше тронуло, чем то, что на кисти Роднея были видны рубцы от шрапнели.
— Вы на военной службе? — внезапно спросила Сильвия.
Родней слегка вздрогнул от неожиданности. Впервые за всю дорогу она заговорила с ним. До сих пор отделывалась односложными «да» или «нет».
— Время от времени, — ответил он, улыбаясь. При взгляде на ее лицо и при звуке ее голоса его раздражение исчезло. Как хорошо, что она не сердится на него.
— Я спрашиваю вот почему… — объяснила Сильвия, слегка коснувшись пальцем рубцов на его кисти.
— Ах, это пустяки, — рассмеялся Родней, и лицо его омрачилось, — в сравнении с теми ранами, что получили другие, и с тем, как они страдали…
Он внезапно замолчал, так как вспомнил об Эшли, и уже хотел было рассказать Сильвии о разбитой жизни брата, об ужасе всего того, что случилось с ним, о его невероятных мучениях, но не сделал этого, ибо в его мозгу мелькнули слова Эшли и его мнение о Сильвии.
Они приблизились к отелю, около которого царило обычное оживление: между столиками на террасе суетились лакеи, разнося коктейли и опуская желтые и белые шторы, чтобы защитить присутствующих от косых лучей заходящего солнца.
— Мне кажется, я вижу маму, — сказала Сильвия. — Пойдемте, я представлю вас.
Родней мысленно измерил пространство, отделявшее его от леди Дин — еще достаточно далеко, чтобы распрощаться с Сильвией и не показаться невежливым.
— К сожалению, не могу сейчас, я очень тороплюсь, — извинился он. — Если вы позволите, в другой раз…
Отъезжая, он заметил необычайно красивую женщину, которая, как ему показалось, несколько лениво позвала:
— А, Бит, как раз вовремя, к чаю!
