телом был перенесен из квартиры в Кремле в Большой зал в здании ЦИК на Красной площади (нынешнее здание ГУМа).
Есть известная легенда: когда Сталин подошел к ней проститься – он в ярости оттолкнул гроб.
Молотов: 'Я никогда не видел Сталина плачущим, а тут, у гроба, слезы покатились. Она очень любила Сталина – это факт... Гроб он не отталкивал, подошел и сказал: «Не уберег».
Он умел держать себя в руках.
Кира Аллилуева-Политковская: «Она лежала очень красивая... Потом, помню, мы шли пешком на Новодевичье; бабушку – у нее после всего отнялись ноги – везли на машине».
И были похороны. Лошади медленно везли великолепный катафалк под бордовым балдахином от Кремля к Новодевичьему кладбищу – через весь город. На следующий день Москва рассказывала про тысячные толпы вдоль улиц и как Сталин шел рядом с катафалком – с непокрытой головой, в распахнутой шинели. В его биографической хронике напечатано: «Сталин провожает гроб с телом Аллилуевой на Новодевичье кладбище».
Его дочь утверждает – он не поехал ее провожать. И тем не менее множество людей видели его.
Он не был трусом. Но у него был необычайный страх перед покушением – страх старого террориста, который знает, как легко убивать. Неужели он мог идти через всю Москву?
Он опять всех перехитрил. Он действительно шел за гробом – но только первые десять минут, по Манежной площади, где не было жилых домов и можно было не опасаться выстрела из окна. Потом он сел в машину. Но брат его первой жены Алеша Сванидзе – невысокий, с черными усами, в такой же шинели – шел за гробом до кладбища и толпа приняла его за Сталина.
Ее хоронили в гробу, в земле. Обычай кремации – атеистических похорон большевиков – был нарушен. Что это? Он отлучил ее за самоубийство от партии? Или это начало новой эры – эры Империи? Она была женой нового царя, и он предпочел похоронить ее на кладбище древнего монастыря.
Анна Ларина: «Сталин на похоронах попросил... не закрывать крышку. Он приподнял голову Надежды Сергеевны... и стал целовать».
Стране неофициально объявили: она умерла от приступа аппендицита. Распространяло эти слухи ГПУ.
Кира Аллилуева-Политковская: 'На ноябрьские праздники мама с папой приходят убитые, говорят: «Надежде Сергеевне сделали операцию аппендицита, она умерла во время операции, от сердца».
Но сразу же появились и другие слухи. Слишком много было на нем крови – так что тотчас заговорили: он убил свою жену.
До сих пор эта история остается таинственной.
Светлана Аллилуева пишет в своей книге, как ее няня незадолго до смерти все ей рассказала – «хотела исповедаться».
«Отец обычно ложился у себя в кабинете или в маленькой комнате с телефоном возле столовой. Он в ту ночь спал там, поздно вернувшись с того самого праздничного банкета, с которого мама вернулась раньше. Комнаты эти были далеко от служебных помещений – надо было туда идти коридорчиком мимо наших спален. Комната отца была влево, комната матери – вправо... Ее обнаружила утром мертвой экономка Каролина Тиль. Она принесла ей завтрак и вдруг, вся трясясь, прибежала в детскую и позвала няню... Мать лежала вся в крови у кровати – в руках у нее был маленький „вальтер“, подаренный Павлушей. Побежали звонить начальнику охраны, Авелю Енукидзе, жене Молотова Полине, близкой маминой подруге... Пришли Молотов и Ворошилов...»
(Насчет «близкой подруги Полины» – усомнимся. Достаточно вспомнить письмо Нади о том, как ей невероятно одиноко с партийными дамами. Полина была именно такой надменной партийной дамой.)
И Молотов подтверждает рассказ няни: «Сталин был в доме во время выстрела – он спал и не услышал выстрела... Сталин все спал в своей комнате. Наконец и он вышел в столовую. „Иосиф, Нади с нами больше нет“, – сказали ему».
Но...
Надя Сталина (со слов Анны Сергеевны Аллилуевой): «Она пришла и закрылась... а дед поехал на дачу».
Значит, Сталина в доме не было?
То же пишет Ларина: «В момент похорон Сталин счел уместным подойти к Николаю Ивановичу и сказать ему, что после банкета он уехал на дачу, а утром ему позвонили и сказали о случившемся».
Итак, очевидцы – няня и Молотов – сообщают: он был дома. Два других свидетеля с чужих слов утверждают: он был на даче.
Но вот свидетельство еще одного человека, который увидел сталинскую квартиру утром после гибели Надежды. Это Анна Корчагина, работавшая там уборщицей.
Я листаю в архиве дело, состоящее из нескольких листков. Это прошение «главе государства» товарищу Калинину от Корчагиной Анны Гавриловны – о помиловании. Пишет она из Беломорско-Балтийского лагеря: «Обвинили меня в том, что в 1933 году я отдыхала в доме отдыха ЦИК СССР, там же отдыхали сотрудницы библиотеки ЦИК Синелобова и Буркова. Синелобова узнала, что я работаю у тов. Сталина, спросила у меня о смерти Надежды Сергеевны. Я ей сказала, что она умерла от сердца одновременно с приступом аппендицита. Больше у меня никакого об этом разговора не было».
В 1935 году, когда начались репрессии, брат Синелобовой, работавший в комендатуре Кремля, был расстрелян. Арестовали и Синелобову.
«Синелобов был в квартире тов. Сталина, когда умерла Надежда Сергеевна, – пишет Корчагина. – Он был уполномоченным коменданта Кремля... Когда их арестовали, как я узнала во время следствия, Синелобова на меня показала, что я ей сказала, что причиной смерти Надежды Сергеевны был тов. Сталин и что он-де ее застрелил... Я никак не могла, да и невозможно придумать такой гнусной лжи на дорогого мне и всем, кому он открыл путь к светлой жизни, человека! Я хорошо знаю, что даже вы, тов. Калинин, знаете, что тов. Сталин был в этот вечер с тов. Молотовым за городом на даче. Я в квартире тов. Сталина в это время не была. Наша квартирная работа была в другом корпусе, но нам звонили с дачи товарищи и спрашивали: „Что у вас там случилось? Позвонили из Кремля и вызвали тов. Сталина домой, и он очень спешил, быстро уехал и... совсем рано...“ Когда я пришла в 9 утра на работу, то вижу: все расстроены, но нам, работницам, ничего не говорили, пока не привезли гроб и цветы, тогда нам сказали, что умерла Надежда Сергеевна. Они не говорили нам, чтобы мы не подняли рев и не действовали на других. Вот мое верное доказательство в ее естественной смерти... 29 марта 1935 года пришли ко мне два товарища в куртках. Думала: на работу, а привезли меня на Лубянку. На допросе я все рассказала, как и вам, на меня кричали: „Брешет, у нее глаза, как у воровки“. И много сказали оскорбительных слов... Я прочла протокол, но подписывать не могла, потому что в нем было не то, что я говорила, а когда я стала возражать, то на меня так закричали, а один из товарищей подошел и молча положил руку на мое плечо и закричал: „Хуже будет!“ Я настолько перепугалась, что все подписала».
Изложив дело, Корчагина просит о помиловании. Надпись на прошении: «Доложено лично М. И.» (Калинину. – Э. Р.). И резолюция: «Отклонить, Калинин».
Так и сгинула злополучная уборщица в лагерях.
Но мы запомним: «Даже вы, тов. Калинин, знаете, что тов. Сталин был в этот вечер с тов. Молотовым за городом на даче»... Другими словами, такова была официальная версия, которую Корчагина должна была повторять и которую сам Сталин счел возможным даже у гроба сообщить Бухарину.
А на самом деле? Конечно, правы и Молотов, и няня, которые находились в доме и все наблюдали сами: Хозяин был дома в ночь выстрела... Но почему-то не захотел, чтобы об этом знали.
Почему? Чтобы понять, вернемся в последний ее вечер.
Итак, в черном платье с розами она приходит к Ворошиловым. Потом ее оскорбляет Сталин, и она убегает. Почему она так нервна? Только ли из-за ревности? И только ли на этом вечере?
«Она была в то время немного психопаткой», – характеризует ее Молотов.
Почему? Ответ оказался простым. И ужасным.
В Архиве президента я наткнулся на «Историю болезни Аллилуевой Н. С.», составленную в Кремлевской поликлинике. Хозяин сохранил ее в личном архиве... И вот в конце я наткнулся на поразившую меня запись, сделанную в августе 1932 года: «Сильные боли в области живота. Консилиум – на повторную