«вредны­ми»-

И наследник писал Лорис-Меликову 12 апреля 1880 года: «Теперь смело можно идти вперед и спокойно... проводить Вашу программу на счастье дорогой Родины и на несчастье г.г. министров, которых, на­верно, сильно покоробит эта программа... да Бог с ними!»

Но программа покоробила не только министров. Очень не понра­вилась она, к изумлению наследника... и Победоносцеву! Нимфа Эгерия-Победоносцев с печалью отметил множество опаснейших пунк­тов, которые Лорис предлагал в докладе.

Например, граф предлагал вскоре ликвидировать Третье отделение Собственной Его Величества Канцелярии, так преданное наследнику. Его дела передавались Министерству внутренних дел — в особый Департа­мент полиции.

Победоносцев знал: Третье отделение — не просто учреждение, это — символ эпохи Николая I — времени истинного самодержавия, народного страха... Не понял этого простодушный наследник, упоен­ный лестью графа. Лисий хвост делал свое дело.

Ну и дальше шло много планов, настороживших Победоносцева.

Например, говорилось... о неком... «новом руководстве периоди­ческой печатью, имеющей у нас особое влияние, не сопоставимое с Западной Европой, где пресса является лишь выразительницею общественного мнения, в то время как у нас пресса его формирует».

В Докладе предлагалось дарование прав раскольникам, пересмотр пас­портной системы, облегчение крестьянских переселений и так далее.

Победоносцев чувствовал — это только опаснейшее начало.

УСМИРЕНИЕ РОССИИ

И политика Лориса сразу принесла добрые плоды. Окончились спокойные февраль и март, наступил апрель. И в апре­ле — никаких нападений народовольцев... Но главное — либеральная интеллигенция явно начала менять свое отношение — и к террористам и к власти... Успех!

Но чем успешнее становился Лорис, тем больше он забывал перво­начальные намерения, так радовавшие цесаревича.

Перед закрытием Третьего отделения Лорис-Меликов предпринял ревизию ненавистного либералам учреждения. В результате был осво­божден из-под надзора, возвращен из ссылок и даже из эмиграции ряд жертв тайной полиции.                                                        

Но за всеми действиями Лориса по-прежнему стоит царь. Александр не забывал о необходимых реверансах ретроградам. Он повелевает назначить Победоносцева обер-прокурором Святейшего синода.

В последнее время царь ощутимо чувствовал ослабление влияния православной церкви. Недавний приезд в Петербург протестантского проповедника лорда Редстока был тому доказательством. Немолодой, высокий англичанин с торчащими вокруг лысины пучками светлых волос, короткими рыжими бакенбардами и в скучном сером сюрту­ке произвел фурор в православной столице. Он заражал своей ве­рой. Его звали наперебой выступать в самых влиятельных салонах. Че­тыре десятка аристократических домов открыли ему двери. После его проповедей богачи раздавали имения и жертвовали тысячи на благо­творительность. Граф Алексей Бобринский, министр путей сообще­ния, человек из ближайшего окружения государя, и князь Василий Пашков, знаменитый богач, стали протестантами.

— Я нашел! — сказал тогда Бобринский государю.

И Александр оценил этот опасный симптом. Царь, веривший, что православие — главный оплот русских царей, решил укрепить церковь Победоносцевым, умнейшим казуистом и консерватором. Кроме того, хлопотливые церковные дела должны были отвлечь Победоносцева от оппозиционного рвения.

Сделав реверанс в сторону ретроградов, государь нанес им ощутимый удар.

В конце того же апреля 1880 года Лорис-Меликов отправил в от­ставку символ ретроградного направления — деятельнейшего члена кружка в Аничковом дворце — министра народного просвещения графа Дмитрия Толстого.

Это был типичный характер сановника-раба. Ненавидя реформы царя, он единственный из министров целовал царю руку. Яростный противник отмены крепостного права, сам творивший расправу роз­гами в своих имениях, отправлявший крепостных девиц замуж, а порой — в барскую постель, Дмитрий Толстой в присутствии царя высказывал самые либеральные идеи. Назначенный после первого покушения на Александра руководить просвещением, он придумал систему, которая должна была увести молодежь от опасных современных идей. Это было абсолютное преобладание классического об­разования: гимназисты прилежно учили мертвые языки (латынь и древнегреческий), зубрили отрывки из античных авторов...

И вот кругленький человечек на коротких ножках, алчный и беспо­щадный, наконец-то пал. Небывалый восторг либералов — это было названо третьей отменой рабства: сначала царь освободил крестьян от помещиков, затем болгар от турок, и теперь просвещение — от Тол­стого.

И совсем невероятное — об удалении Дмитрия Толстого отозвался одобрительно... подпольный «Листок 'Народной воли'»!

Лорис умело работал и с печатью.

Была образована специальная комиссия — решить вопрос об отмене цензуры!

Но печать по-прежнему занималась самым популярным делом в России — ругала власть. Лориса щедро обвиняли в неисполненных и лживых обещаниях, в лицемерии. Когда нападки стали нестерпимы, он доказал знание русского характера. Нет, он не закрывал газеты, не налагал штрафы, как его предшественники... Вместо этого он позвал к себе всех редакторов больших газет. И, махая лисьим хвостом, произнес речь о значении и могуществе рус­ской печати — этой властительницы дум. И о том, как он мечтает работать в союзе с русской прессой. После чего просил не торопить власть и не будоражить без того взбудораженное общество... Он из­ложил журналистам долгосрочные планы, выслушал их мнения. Впервые власть советовалась с прессой, вместо того, чтобы преследовать. Всесильный министр самодержца и здесь попросил помощи и былпредельно откровенен. Он даже сказал редакторам самое горькое: в настоящее время в России не может быть создано ничего наподобие европейского парламента. Несмотря на это, редакторы его... полюби­ли. Потому что он сделал самое главное для нашего человека — «ока­зал уважение».

И тон беспощадной вчера либеральной печати изменился. Газеты стали сдержанее... А оппозиция успокоилась — конституции не бу­дет.

Но к ужасу Аничкова дворца, Лорис начинает флирт с самой опасной частью общества — с молодежью. Все, что требовали студенты во вре­мя студенческих волнений, они получают — право создавать кассы взаимопомощи, литературные и научные кружки, читальни, участвовать в сходках и т. п.

Но студентам хочется бунтовать. Без бунта скучно — привыкли. И когда проводник все этих реформ новый министр просвещения Александр Сабуров появился в Петербургском университете, он услышал в актовом зале страстную антиправительственную речь, где министра клей­мили «лживым и подлым». После чего сверху, с хоров, на голову Сабурова посыпались листов­ки. И в этот миг общей суматохи какой-то студент подскочил к бедно­му министру и отвесил ему пощечину.

Но уже на другой день студенты опомнились, засовестились. Была устроена шумная сходка, где студенты выбирали гостей на универси­тетский бал. Список выбранных возглавили — министр Сабуров, граф Лорис-Меликов, каковые соседствовали... с террористами — Верой Засулич и покушавшимися на царя народовольцем Гартманом и по­ляком Березовским, ссыльным Чернышевским... и т.д.

И никто их за это не преследовал... Террорист Рысаков в письме, найденном потом полицией, писал: «Граф Лорис-Меликов нам даруетвсе виды свобод; это не жизнь, а масленица».

Вот так Александр и Лорис-Меликов смиряли Россию. И покушения прекратились. Впервые — затихло. 

О, ГОРЕ НАШЕ!

И, выражая настроения оппозиции, Победоносцев писал в Москву все той же Екатерине Тютчевой:

«...При нем (Лорис-Меликове) затихло, но увидим, надолго ли... Он поднимает и распускает силы, с которыми трудно будет справить­ся. Рецепт его легкий... поднялись студенты — дадим им свободу и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату