Но незнакомцы не торопились отвечать, а повернули головы к двери, явно ожидая еще кого-то. Бондаренко решительно подошел к непрошеным посетителям и потребовал предъявить документы. Неизвестные переглянулись; один из них стащил с головы шапку, обнажив блестящую гладкую лысину, расстегнул верхнюю пуговицу телогрейки и, достав вчетверо сложенную бумагу, протянул ее капитану. Из удостоверения явствовало, что Военный совет Ленинградского фронта «уполномочил директора радиозавода тов. Форштера, старшего военпреда тов. Каратыша, инженеров тт. Черемина и Токачирова проверить работу установок РУС-2». Внизу печать и подпись: «Член Военного совета Ленинградского фронта, секретарь Ленгоркома ВКП(б) А. Кузнецов».

— Извините, меня никто не предупредил, — пробормотал Бондаренко, — а вас никто не сопровождает?

— Как это никто! Или я для тебя не авторитет? — в дверном проеме неожиданно выросла фигура полковника Соловьева. — Гостям угощение сообрази.

За начальником службы ВНОС шагнули в кабинет Ермолин и Осинин. Соловьев пояснил, обращаясь к директору завода:

— Я сразу комиссара и инженера пригласил, чтобы время не терять. Потому и задержался.

Вскоре все расположились вокруг комбатовского стола; перед каждым дымилась кружка с крутым кипятком, а для гостей выделили еще из НЗ по маленькому кусочку серо-желтого сахара и по черному сухарику: в этот день в третий раз в городе сократилась норма выдачи хлеба.

— Итак, начнем с приятного известия, — пробасил Соловьев. — Может, сами скажете? — посмотрел он на директора завода.

— Приятного мало, — отмахнулся Форштер. — Цеха свернуты, оборудование перевозится на берег Ладоги. Эвакуация, друзья мои.

— Но ведь два «Редута» вы нам даете?!

— Да, успели собрать, милостивый государь. Слава богу.

— Ну вот, чем плохо — будет восемь «дозоров».

— Семь, товарищ полковник, — поправил Осинин. — Разбитую в Пулково установку восстановить пока не удалось.

— Ладно, ладно, не будем отвлекаться от главного, — сказал Соловьев. — Военный совет фронта поставил перед нами очень ответственную задачу: в кратчайший срок создать вокруг осажденного города сплошное поле радиобнаружения. Теми средствами, которые у нас имеются в наличии, — подчеркнул Соловьев и многозначительно поглядел на Осинина. — Теперь вкратце об оперативной обстановке: фронт стабилизировался с отходом наших войск на рубеж Лигово, Верхнее Койерово, Большое Кузьмино, Ям- Ижора, Невская Дубровка. Гитлер трубит на весь мир, что теперь, блокировав город бомбежками и огнем артиллерии всех калибров, он сотрет Петербург с лица земли. Конечно, кукиш ему, такому не бывать! И все же… Немецкие бомбардировщики могут, едва миновав линию фронта, тут же начинать бомбометание. Подсчитано: от передовых позиций в районе Лигово до центра города им лететь не больше двух минут, а от наиболее удаленной Невской Дубровки — пять с половиной минут. За это время предупредить о налете обычными средствами наблюдения и оповещения практически невозможно. Поэтому вся надежда — на «Редуты». Такая катавасия получается. Вот и товарищей с радиозавода прислали, чтобы помочь нам правильно расположить установки, проверить их работу на местах. Ясно?.. Ну, что скажешь, комбат, — обратился Соловьев к Бондаренко, — докладывай свои соображения.

— Мы уже думали об этом, товарищ полковник, — поднялся Бондаренко, но Соловьев жестом усадил его…

— От токсовского «Редута» надо плясать. Он стационарный, его быстро не перебросишь… Впрочем, у нашего инженера расписаны все сектора обзора.

— Вот как! Что ж, давай показывай, чему в академии учили, — оживился Соловьев, повернувшись к Осинину.

Воентехник тут же разложил карту, на которой разноцветными карандашами были расчерчены овальные лепестки, пересекающиеся друг с другом и образующие своеобразный цветок.

— Это диаграммы направленности антенн каждой установки, — пояснил Осинин. — При таком расположении «Редуты» перекрывают «мертвые зоны». Создается четыре сектора наблюдения: дальние, ближние подступы к городу, Ладога и Финский залив с Кронштадтом.

— Что ж, неплохо задумано, — одобрительно сказал директор радиозавода, разглядывая карту. — Но только есть ошибочки… Мда-а, милостивый государь, есть, есть… Как это вы мыслите двумя станциями, установленными в городе, обеспечивать обзор в ближнем секторе? Мне известно, что в районах, которые намечены под позиции, нет ни единого возвышения. Следовательно, излучение будет захватывать лишь высоко летящие цели, а те самолеты, которые полетят на малых и средних высотах?..

— Один «Редут» поставим на каком-нибудь кургане. Тогда он будет следить и за нижней кромкой неба.

— Друг мой, но где же вы в Ленинграде найдете такой курган? — усмехнулся Форштер. — Или будете строить специальную возвышенность?

— Не будем, — вмешался Бондаренко. — Затащим «Редут» на крышу какого-нибудь дома. И делу конец.

— Идея хорошая. Я даже знаю такую крышу — здание НИИ. На ней институт много испытаний провел. Только как громоздкую машину с фургоном на нее поставишь? — озабоченно потер свою лысину Форштер.

— А что, завод не поможет? — Бондаренко улыбнулся.

— Друг мой, первые баржи с оборудованием и рабочими поплыли по Ладоге. Мне бы там сейчас следовало находиться, эвакуацией руководить. Так вот-с… — Форштер опять потер рукой лысину. — Делать нечего. Придется по старой памяти к такелажникам завода «Большевик» обратиться. Не откажут…

Заводские инженеры напомнили о том, что «Редуты» должны находиться вблизи линии электропередачи.

Когда все варианты были обговорены и наступило время разъезжаться по «точкам», поднялся Бондаренко.

— Я должен сделать официальное заявление уполномоченным Военного совета фронта.

— Пожалуйста, пожалуйста, — суетливо закивал директор завода, — только к чему такие формальности, голубчик?

— Вопрос серьезный. Да и не голубчик я, а комбат. До каких пор в радиобатальоне, который полностью теперь оснащен новой техникой, будет оставаться неизменным штатное расписание?

— Погоди, капитан, они-то при чем? — недовольно поморщился Соловьев и пояснил: — Я не раз выходил с предложением поменять штатное расписание в батальоне. Неудобства из-за этого большие, людей не хватает…

— Радиомастерская нужна позарез! — взволнованно перебил Осинин полковника.

— Забываетесь, товарищ воентехник. Сколько можно об этом говорить!

Осинин стушевался, вскочил красный как рак.

— Садись. А о радиомастерской рано еще думать. Сначала установки настрой, — пробурчал Соловьев.

— Ну нет-с, позвольте здесь с вами не согласиться. Нужна радиомастерская, да-ас! — поддержал инженера батальона директор завода. — И именно сегодня, чтобы, как вы, милостивый государь, говорите, настроить «Редуты» должным образом. У нас специально бригада таких «настройщиков» создана. Ведь станция, как самый чувствительный музыкальный инструмент, особого внимания к себе требует! Вот-с!.. Обязательно расскажем товарищам Кузнецову и Попкову о ваших заботах, а если удастся, и товарищу Жданову. — Смущаясь, обратился к Соловьеву и Бондаренко: — А за несоблюдение субординации простите, голубчики. Несведущ я в вопросах воинского этикета, хотя и звание генеральское имею.

Он нахлобучил шапку, поднялся. Встали изумленные офицеры.

— Товарищ генерал, может, вам охрану выделить? — щелкнул каблуками Бондаренко.

— Что вы, друг мой, я не знаю, как от этих железяк отделаться, — Форштер ткнул пальцем в ручные гранаты. — У меня радикулит, старческая болезнь. Ну да шут с ними, положено, говорят.

— Ничего, я буду сопровождать генерала, — пробасил полковник Соловьев, а присутствующие с