Исчерпав до остатка все свои резервы терпения, я не выдержал, сдался: сделал шаг ? птицы мгновенно сорвались со скалы и со своим обычным заунывно–веселым свирканьем улетели вниз по склону.

Точно так же, как мышца дикого животного в десять раз превосходит по силе ана­логичную мышцу человека, терпение животного замешано на совсем иной субстан­ции, чем терпение большинства людей (мое?то уж точно). Хотя порой и быва­ет ина­че, когда непобедимый человеческий гений своим искусственным, интеллектуальным терпением преодолевает пер­вородное, инстинктивное терпение животных. Но в этот раз не вышло. Видать, и с конджо, и с интеллектом у нас еще много работы впереди».

«5 марта…. Степной жаворонок вытянул из земли здоровенного червяка и сразу с ним тикать прочь от кормящейся стаи. Отвернулся ото всех, загородив добычу спи­ной, торопливо расклевал, заглотил, вытер клюв о землю и уже только после этого бегом вернулся к кормящимся согруппникам. Дружба ? дружбой, стая ? стаей, а червячок врозь…

Наблюдаю такое постоянно у хохлатого, полевого и рогатого жаворонков. Потому что особо крупная и лакомая добыча немедленно привлекает внимание кормящихся рядом собратьев, нередко провоцируя и драки за нее».

«9 марта. Дорогая Зина!

Вчера мысленно поздравлял тебя. Праздник еще витает в воздухе, но когда полу­чишь это письмо, все уже развеется суровыми ветрами будней.

…В окрестных холмах у Кара–Калы вдруг появилось необычное множество паца­нов в возрасте от семи до пятнадцати. Они по весне копают сакыч (не знаю система­тики, что?то вроде дикого лука) ? местное растение, традиционно добавляе­мое туркменами ранней весной в чурек и прочую выпечку: еще один пример того, как або­ригены стремятся заполучить первые доступные витамины (что у нас в Си­бири и в тундре на Севере, что у американских индейцев, и т. п.).

Заметив меня, сначала настораживаются, но потом любопытство берет верх: под­ходят и рассматривают мои экзотиче­ские прибамбасы (микрофон, диктофон, секун­домер, шагомер, складной стул, ружье и проч.). Завидев мои фотоаппараты, ребятня испуганно–завороженно начинает клянчить, чтобы я их сфотографировал («Сными партрэт!..»). Будущая фотогра­фия их совершенно не интересует, важен сам процес­сизапечатления.

Я снимаю крышку с объектива, они поспешно выстраиваются плотной взволнован­ной шеренгой, замирают, затаив дыха­ние, а после щелчка затвора начинают востор­женно носиться и скакать с радостными воплями, давая выход сдерживае­мым во время съемки несколько секунд эмоциям».

«2 мая…. Выхожу из холмов к восточной окраине Кара–Калы и еще вдалеке от до­мов слышу непонятно откуда раздаю­щиеся детские крики на туркменском. Ничего не понимаю. Заглядываю за бугор и вижу там в огромной луже мутной ко–ричневой воды несколько купающихся мальчишек. Увидев меня, они замолкают, а потом, пока­зывая на фотоаппарат, на­чинают неуверенно просить, чтобы я им «сделал это». Один из них, чуть постарше, посмеивается над мелюзгой, но тоже рассматривает меня с нескрываемым интересом. Навожу фотоаппарат, они смолкают, а когда отхо­жу, за моей спиной вновь начинается возбужденный гвалт».

«24 марта…. Малый жаворонок действительно самый маленький из всех. Похож на серого, но клюв потоньше и крою­щие на крыле другой окраски. В пролетной стае один привлек внимание тем, что носился среди кормящихся птиц больше других. Стал наблюдать: так он, оказывается, высматривает наиболее активно кормящуюся птицу, подбегает к ней, рассматривает, чем и как она кормится; потом так же бегом ? к другому, опять разглядывает; потом так же к третьему. А сам не ест. Не помер бы, бедолага, с голоду при такой любознательности…»

«12 апреля. Привет, Жиртрест!

…Сегодня впервые в жизни видел авдотку в природе. Ну и ну!.. Это очень необычный крупный кулик с непомерно огромными желтыми глазами, сразу выдаю­щими ночной образ жизни. Во всем облике и жизни этой птицы есть что?то потусто­роннее. То, что ночная и кричит по ночам; то, что, будучи куликом, живет вдалеке от воды в полупустынях и пустынях; то, как она неподвижно стоит, глядя в одну точку; как летит, совершая медленные ритмичные взмахи серыми, с контрастной белой по­лосой, крыльями; как опять садится в неподвиж­ную позу, вытянув вперед голову и глядя на все вокруг холодным отрешенным взглядом, лишенным всяких эмоций и обыч­ной птичьей суетливости. Словно ни забот у нее, ни мирских