– Чтоб тебе сгореть, Мэт! – выругался Талманес, высвобождая свой меч из брюха скорчившегося горожанина. А Талманес почти никогда не ругался. – Чтоб тебе дважды сгореть и потом еще раз!

– Мне? – выпалил Мэт, уворачиваясь. Его ашандарей сверкнул, подрезав поджилки паре мужчин в светло-зеленых жилетах. Они рухнули на утоптанную землю улицы, выпучив глаза в приступе ярости, рыча и брызгая слюной. – Мне? Это же не я пытаюсь тебя убить, Талманес. Их и вини!

Талманес умудрился забраться в седло.

– Они просили нас уйти!

– Ага, – сказал Мэт, за поводья оттаскивая Типуна от «Пьяного Мерина». – А теперь они пытаются нас убить. Нельзя же меня винить за их недружественное поведение!

Вой, крики и вопли доносились со всех сторон городка. Некоторые были свирепыми, некоторые – криками ужаса, остальные – полными боли.

Из таверны с воплями и рычанием выскакивали все новые и новые жители, и каждый изо всех сил старался прикончить всех вокруг. Несколько из них бросились на Мэта, Талманеса и Красноруких. Но в основном они нападали на своих товарищей, раздирая руками им кожу и царапая ногтями лица. Они дрались очень безыскусно, мало кто догадался воспользоваться в качестве оружия камнями, кружками или куском доски.

Это не было похоже на обычную драку в баре. Эти люди пытались убить друг друга. На улице уже можно было насчитать полдюжины трупов или полутрупов, и, насколько мог судить Мэт, схватка внутри таверны была не менее жестокой.

Мэт бок о бок с Типуном попытался пробиться ближе к фургону с провизией. Его сундук с золотом всё еще лежал на улице. Дерущиеся не обращали внимания ни на деньги, ни на еду, сосредоточившись друг на друге.

Талманес, как и два его солдата Гарнан и Деларн, отступали вместе с ним, нервно таща следом собственных лошадей. Группа разъяренных людей уже добралась до двоих горожан, раненых Мэтом, принявшись бить их головами о землю снова и снова, пока они не перестали шевелиться. Потом толпа заметила Мэта и его людей. Их глаза были затуманены жаждой крови – совершенно неподходящее выражение для чистых лиц этих людей с причесанными волосами и в аккуратных жилетах.

– Кровь и проклятый пепел! – выпалил Мэт, запрыгивая в седло. – По коням!

Гарнану и Деларну не нужно было повторять дважды. Они выругались и, вбросив мечи в ножны, взлетели в седла. Полдюжины горожан бросились в атаку, но Мэт с Талманесом сумели ее отразить. Мэт старался не наносить смертельных ран, но горожане были удивительно сильными и быстрыми. И скоро он понял, что он отбивается уже только для того, чтобы его не стащили с лошади. Он выругался и против собственного желания перешел на смертельные удары, взмахами ашандарея достав двоих нападавших по шеям. Типун лягнулся и вырубил еще одного, засветив ему копытом по лбу. Спустя пару мгновений Гарнан с Деларном присоединились к схватке.

Горожане и не думали отступать. Они продолжали драться в приступе бешенства, пока все восемь не пали. Краснорукие сражались с полными ужаса глазами, и Мэт не мог их за это винить. Было нечто ужасающе зловещее в подобном поведении обычных горожан! Видимо, в них не осталось ничего человеческого. Они не говорили, только издавали крики, шипение и вопли. Их лица были налиты гневом и жаждой крови. Теперь прочие горожане, те, что еще не нападали на товарищей Мэта, собравшись в отряды, стали уничтожать группы поменьше, громя их дубинками, даже пустив в ход ногти и зубы. Это пугало.

Мэт увидел, как одно из тел вылетело на улицу, пробив оконную раму таверны. Труп со сломанной шеей покатился по земле. По другую сторону окна стоял Барлден с дикими, почти потерявшими все человеческое глазами. Он издал вопль, затем заметил Мэта и всего на секунду в его глазах промелькнула тень узнавания. Потом все пропало, мэр снова завопил и, выпрыгнув через выбитое окно, набросился на пару людей, неосторожно повернувшихся к нему спинами.

– Ходу! – крикнул Мэт, подняв Типуна на дыбы – другая группа горожан заметила их.

– Золото! – напомнил Талманес.

– Чтоб оно сгорело! – ответил Мэт. – Выиграем еще, и еда тоже не стоит наших жизней. Ходу!

Талманес с бойцами повернули лошадей следом и помчались галопом по улице. Мэт, бросив и золото, и фургон, пришпорил Типуна, чтобы от них не отстать. Это действительно не стоило их жизней. Возможно, завтра он вернется сюда с войском, чтобы забрать брошенные вещи. Но прежде им нужно выбраться живыми.

Некоторое время они скакали во весь опор, и на ближайшем перекрестке Мэт подал отряду знак притормозить, подняв руку. Он оглянулся через плечо. Жители все прибывали, но галопом отряд сумел от них оторваться.

– И тем не менее, я виню во всем тебя, – заявил Талманес.

– А мне казалось, тебе нравятся драки, – парировал Мэт.

– Мне нравятся только некоторые драки, – ответил Талманес. – Когда это происходит на поле боя или в баре. А это… какое-то безумие, – несколько горожан бросилось к четверке беглецов, передвигаясь странными скачками. Талманес явственно вздрогнул.

Было недостаточно светло, чтобы хорошенько осмотреться. Теперь, когда солнце окончательно зашло, горы и низкая облачность закрыли собой последний источник света. На улицах имелись фонари, но было не похоже, чтоб кто-нибудь озаботился тем, чтобы их зажечь.

– Мэт, они приближаются, – сказал Талманес, держа меч наготове.

– Нельзя отнести это только на наш счет, – ответил Мэт, прислушиваясь к крикам и воплям. Они раздавались по всей округе. Ниже по улице из верхнего окна дома вылетела пара борющихся тел. Это оказались женщины, которые рвали и царапали друг друга в полете и ударились о землю с неприятным стуком. Больше они не двигались.

– Вперед, – сказал Мэт, поворачивая Типуна. – Нужно разыскать Тома и женщин.

Они поскакали дальше по боковой улице, которая должна была пересекать основной тракт, миновав группы мужчин и женщин, дерущихся в канавах. Какой-то толстяк с окровавленными щеками заслонил им дорогу, и Мэту пришлось сбить его лошадью. Вокруг было слишком много дерущихся по обеим сторонам дороги, чтобы рисковать своими людьми и пытаться объехать безмозглого беднягу. Мэт заметил даже детей, кусающих за ноги старших, душащих своих ровесников.

– Весь треклятый город сошел с ума, – мрачно пробормотал Мэт, когда их небольшой отряд вылетел на главную улицу и свернул к дорогому постоялому двору. Они заберут Айз Седай, а затем махнут на восток искать Тома. Выбранный им кабак был самым дальним.

К сожалению, главная улица оказалась даже хуже той, с которой выбрался Мэт. К этому времени уже окончательно стемнело. На самом деле, ему показалось, что темнота в здешних краях наступает слишком быстро. Неестественно. Вся улица была наполнена сражающимися тенями, визжащими, сцепившимися в яростной борьбе в сгущающемся мраке. В темноте каждая группа дерущихся порой походила на единое существо – ужасающего монстра с дюжиной извивающихся щупалец и сотней кричащих из тьмы глоток.

Мэт погнал Типуна вперед. Ничего не оставалось, только прорываться прямо по центру этого монстра.

– Свет! – завопил Талманес, мчась к постоялому двору. – Свет!

Мэт сжал зубы, склонился к шее Типуна, прижав копье к боку, и помчался навстречу кошмару. Ночную тьму потрясало рычание, по улице катались тела. Мэт содрогнулся от ужаса и выругался себе под нос. Казалось, сама ночь пыталась смять, задушить их и отдать на растерзание своим кровожадным чудовищам из тьмы.

Типун и другие лошади были хорошо вышколены, и четверо животных ринулись напролом прямо посреди улицы. Мэт чудом ухитрился не вылететь из седла, когда темные фигуры хватали его за ноги и пытались стащить вниз. Они кричали и шипели, словно легионы утопленников, пытающихся сбросить его с коня в глубокое, таинственное море.

Рядом с Мэтом конь Деларна внезапно встал, как вкопанный. Прямо перед ним возникли темные фигуры, и мерин от страха взвился на дыбы, сбросив седока.