Федор. Я же сказал.
Зоя молчит. /без обиды с пониманием/. Не хочешь?
Зоя. Заманчиво.
Федор. Ты только не думай… Ну… Что я… Зоя. Никогда но видела моря.
Федор. Не думай, ладно?
Зоя. Вообще-то, у меня много отгулов, одиннадцать рабочих дней.
Федор. Поедешь?
Зоя. А маме что сказать?
Федор /просит/. Придумай что-нибудь, а?
Зоя. Ты действительно этого хочешь?
Федор. Вот так!
Зоя. С какого брать отпуск?
Федор. Хоть завтра.
Зоя /что-то записывая на клочке бумаги/. Это рабочий. Позвони завтра в двенадцать.
Федор. Ты уж постарайся, ладно?
Зоя. Голова кругом идет.
Федор /на секунду сжав ладонями ее плечи, просит/. Уходи, а?
Зоя, пятясь, делает несколько шагов. Потом махнув рукой, быстро уходит.
Большая комната в коммуналке старого московского дома. Разномастная мебель, беспорядок. Зато на кушетке — гитара, а на стене — фотографии бородатого Хемингуэя и обнаженной кинозвезды. Около семи вечера. В комнате Женька — моложавый, модненький и в чем-то жалкий. Входит Федор.
Федор. Здорово!
Женька. Ты Чернигов заказывал?
Федор. Чернигов? Да.
Женька. Где ты шляешься? Уже два раза вызывали.
Федор. За билетами ходил.
Женька. В кино?
Федор. В Сухуми.
Женька. Как в Сухуми?
Федор. Вот так. Сегодня в одиннадцать еду.
Женька. А что же ты…
Федор. Пришел вчера — ты спишь. Утром ты ушел — я сплю. Вот и вышел сюрприз.
Женька. Так вот, эти билеты… Стой, а почему — билеты?
Федор. Потому что — билеты.
Женька. Старик! Во мне информация умирает.
Федор. Зоя. Худенькая, в джинсиках. Вот здесь сидела?
Женька. Постой, это какая?
Федор. Ну — водку не пила. Помнишь? Ты хотел налить, а она стакан ладошкой.
Женька. Не, не помню. Ну, ты молодец — даешь… К сожалению, билеты твои придется сдать. А комиссионный сбор не возвращается. Так что шестьдесят копеек — чистый убыток.
Федор. Это еще почему?
Женька. А вот так.
Федор. Случилось что?
Женька. Прихожу сегодня в министерство — а мне говорят.
Федор. А-а… Слышал.
Женька. Что — слышал?
Федор. К Чернову я не пойду
Женька. А к Чернову тебя и не зовут. Тебя, старичок, зовут на место Чернова.
Федор. Это клюква. В тридцать пять лет такого не бывает.
Женька. Оказывается, бывает… Давай билеты, сбегаю — сдам.
Федор. Неудобно, уже договорился.
Женька. Старик, ты здоров?
Федор. Будь другом, помоги сложить чемодан.
Женька. Федя, но ведь это… Погоди, Давай поговорим.
Федор. Ну, ясно, поговорим. Только давай сразу два дела: поговорим н чемодан сложим. Надо будет, потом назад разберем.
Женька. Старик, ты зациклился. Приди в себя! Такие моменты не повторяются.
Федор. Через полтора года получу стройку.
Женька. Стройку? Ну, получишь — первую попавшуюся. А здесь через пять лет…
Федор. Галстук мятый.
Женька. Максимум, через шесть…
Федор. Надо гладить, а?
Женька. Зачем тебе на море галстук?
Федор. А в ресторан?
Женька. Старик, не чувствуешь эпоху. В чем ты собираешься ехать? В этом?
Федор. Ну, чего уставился? Импортный. Дороже не было.
Женька. В таком костюме только в гробу лежать. Возьмешь мои джинсы.
Федор. Жень…
Женька. Спокойно. У меня есть другие.
Федор. Я же не мальчик.
Женька. И я не мальчик. И президент США не мальчик — а тоже, между прочим… Эпоха такая. В конторе надо быть клерком, на отдыхе — хипарем… Так вот, после шести лет на этой должности тебе дадут не какую-нибудь стройку, а любую. Какую захочешь.
Федор. Через шесть лет, может, уже и не захочу.
Женька. Старик, давай, откровенно: тебя просто потянуло с девочкой на юг.
Федор. Ну, а если так?
Женька. Нет проблем! Вот тебе ключ, веди ее сюда и устраивай медовый месяц. Сколько тебе надо? День? Два? Три?
Федор. Нет, Некрасиво.
Женька. Ну, хорошо. Поедешь. Но — через неделю.
Федор. Она уже отпуск взяла.
Женька. Перенесет.
Федор. Некрасиво.
Женька. Старик, мне наши парни голову оторвут.
Федор. За что?
Женька. Не уговорил.
Федор. А им что?
Женька. Такие вещи ты должен понимать. Из нашей группы, практически, ты один состоялся как строитель. Мы клерки. Даже Лещев — клерк, столоначальник, только стол повыше. На нас смотрят как на мальчишек. А если ты пробьешь стену, сразу открываются перспективы. Не для меня: кой потолок — сам знаешь. А ребята…
