Такое ощущение, что у меня в голове огромная библиотека, и книги в ней постоянно падают. Есть маленькие книги, когда они падают, я забываю слова.

Есть большие книги воспоминаний о моей жизни, и они падают. Что было раньше? Я вспоминаю покер, Петра (или его звали Борис?), троих В (Василий, Ваня… и, черт, как звали третьего, толстого?)… Я держусь за то, что не падает. В покере есть пара, две пары, каре и… (черт, как называются три одинаковые карты и две одинаковые карты?)

В моем сознании появляются какие-то мысли, потом они начинают прыгать, как игла на исцарапанном диске, и появляются другие. Ни одну мысль я не могу додумать до конца.

Только мать остается как приросшая, как будто ее выжгли в моем мозгу каленым железом. Я вспоминаю все выражения ее лица в день, когда она оставила меня на церковной паперти. Я держусь за эту боль. Спасибо, мама, ты хоть для этого пригодилась. Мать является единственным доказательством моей идентичности. Я определяю себя благодаря злости на нее. Может быть, однажды я забуду свое имя, не узнаю себя в зеркале, не вспомню о своем детстве, но я вспомню о ней.

Наконец в одно прекрасное утро-день-вечер-ночь (прошла неделя, месяц, год?) дверь открывается. Меня вызывают к директору заведения.

По дороге я наслаждаюсь любой информацией, поступающей в мозг. Запах хлорки, облупившаяся краска в коридорах, далекий смех, звук шагов по твердому полу, кусочки зарешеченного неба, руки держащих меня санитаров, мои руки, связанные за спиной смирительной рубашкой. Каждый лай: «Вперед», «За мной» — кажется мне прекрасной музыкой.

Меня вталкивают в кабинет директора. Рядом с ним человек в униформе. Кажется, я снова и снова переживаю ту же сцену, когда какой-то милиционер спас меня на паперти, когда полковник ВВС пришел за мной в детдом, чтобы взять в семью. А этот что мне предложит?

Директор смотрит на меня с гадливостью. Я думаю о матери. Может быть, она догадывалась, кем я стану, и хотела избавить от всех этих страданий?

— Хотим дать тебе последний шанс исправиться. В Чечне снова начались бои. Потери больше, чем предполагалось. Армия нуждается в добровольцах. Присутствующий здесь полковник Дюкусков возглавляет спецподразделения. Так что у тебя есть выбор: остаться здесь в полной изоляции или пойти в передовые отряды спецназа.

Мне удается продать мои рассказы научно-фантастическому журналу, и таким образом я зарабатываю собственный первый небольшой гонорар. Чтобы сделать себе подарок, я отправляюсь на каникулы на баскское побережье. Там я встречаю Анаис.

Анаис — невысокая изящная брюнетка, немного напоминающая Мартин, но у нее более круглое лицо. Когда она улыбается или смеется, на щеках у нее образуются две ямочки.

С Анаис у нас постоянно возникают припадки бешеного хохота. Мы ничего не говорим, просто смотрим друг на друга и неожиданно начинаем хохотать, безо всякой причины. Наше постоянное веселье раздражает окружающих и еще больше сближает между собой.

В конце каникул мы даем обещание встречаться как можно чаще. Но она живет в Бордо, а я в Перпиньяне.

Я работаю над большим проектом, книгой, в которой рассказывается о человечестве с точки зрения «нечеловеческого взгляда». Это детектив, героями которого являются… крысы, ведущие расследование в канализационных трубах. Естественно, я досконально описываю в нем все царящие в крысиных сообществах законы. Я уже закончил первую часть объемом в две сотни страниц, которую принес Анаис, чтобы она ее прочитала.

Она читает быстро.

— Забавно. Твой главный персонаж — крыса с прядью рыжих волос на голове.

— Все первые романы немного автобиографичны, — говорю я. — К тому же мне нравятся мои рыжие волосы.

— А почему крысы?

Я объясняю, что крысы — это только предлог, что речь идет о всеобъемлющем рассуждении относительно жизни в обществе. Я ищу формулу идеального общества, в котором всем хорошо. Раньше в одном из рассказов я выбрал в качестве героев двух лейкоцитов, которых поместил в идеальное общество человеческого тела. Теперь же, напротив, я хочу показать, как функционирует жестокое общество. Крысы являются примером эффективного общества, но оно абсолютно лишено сострадания. Они систематически уничтожают слабых, больных, стариков, хилых детенышей. Конкуренция постоянна, и в ней выживает сильнейший. Описывая этот малоизвестный мир, я надеюсь вселить в читателей осознание той их части, которая делает их близкими к крысам.

Во время моего следующего приезда Анаис знакомит меня со своими родителями. У них внушительная квартира. Картины старых мастеров, антикварная мебель, ценные фолианты. Я никогда не видел такого шика. И отец, и мать дантисты, и дела у них идут явно неплохо. Анаис тоже хочет учиться на зубного врача. Только ее младший братик еще не определился со своим будущим. Он говорит, что хочет заниматься информатикой, но меня удивит, если он будет продолжать на этом настаивать. А может быть, он в конце концов станет специалистом по информатике в области зуботехники.

Вся семья демонстрирует прекрасные белые зубы. За обедом отец спрашивает меня, чем я собираюсь зарабатывать на жизнь. Я отвечаю, что хочу стать писателем.

— Писателем… но почему бы вам не выбрать себе более… нормальную профессию?

Я говорю, что это моя страсть и что я предпочитаю зарабатывать меньше, но заниматься делом, которое меня развлекает. Но отец Анаис не смеется. И она тоже.

После обеда ее отец начинает расспрашивать меня о моих родителях. Книготорговцы. Он наклоняет голову и говорит о своих любимых писателях: Селин, Маргерит Дюра… Я признаюсь, что уже пролистал произведения Дюра и Селина и что они мне показались довольно скучными.

Тут я должен был бы заметить, что мать нахмурила брови. Анаис делает мне знаки, которые я вовремя не замечаю.

Ее отец спрашивает, кто из писателей мне нравится. Я называю По и Кафку, и он восклицает: «Ах, да, я понимаю». После этого мне было бы лучше помолчать, а не распространяться о прелестях научной фантастики и детектива.

Он признается, что никогда не читал подобные произведения. Тут я чувствую, что что-то не так. В знак примирения я заключаю:

— Ну, в конце концов, есть только два вида литературы — хорошая и плохая.

Все смотрят себе в тарелки.

Взмахнув юбкой, мать идет за десертом.

Затем Анаис заявила, что я спец по шахматам, и отец настаивает, чтобы мы сыграли партию. Он скромно говорит, что играет лишь от случая к случаю.

Я выигрываю в четыре хода с помощью «удара пастуха», которому меня научила Мартин. Отец не требует реванша.

После этого вечера мы видимся с Анаис все реже. Однажды она мне признается, что отец не представляет ее замужем за «скоморохом».

Конец идиллии.

Я любуюсь на фотографии Анаис. На каждой она смеется. Я просто допустил ошибку, согласившись встретиться с ее родителями.

Чтобы отвлечься от человеческих огорчений, я погружаюсь в написание книги и всеми силами стремлюсь понять, что может чувствовать крыса в своей каждодневной жизни.