время проживал сапер-маньяк, незапертая дверь и отсутствие хозяев могли свидетельствовать только об одном…

Дверь дома распахнулась, на пороге возникла бабка в платке и бараньем душегрее.

– Ушел, ушел! – крикнула бабка, махнув рукой. – Давно ушел. Никто нет, уходи! Уходи!

За бабкиной спиной виднелись еще несколько голов в платках – местные дамы.

– Уже лучше, – с некоторым облегчением вздохнул Петрушин, оттесняя Глебыча и вваливаясь во двор. – Пошли, ребята…

Дальше было так: Лиза общалась с дамами, я присутствовал, наблюдая за реакцией, а остальная публика бегло осмотрела двор и большой дом на предмет вражьего присутствия. Экскурсоводом выступал древний дед с клюкой, бородой до пояса и в смешанном рабоче-деловом прикиде: затасканной до дыр телогрейке и почти новой папахе. Видимо, папаху специально для нас надел, местные обычно носят этот головной убор «на выход», вне дома. Дед отличался какой-то странной апатичной податливостью – просто ковылял следом и все время говорил, что тут «никто нет». Был дед явно туг на ухо, все вопросы игнорировал, знай себе талдычит свое «никто нет», поправляет без надобности пояс и неодобрительно трясет бородой.

«Никто нет» – это насчет боеспособных мужчин, тут мы прекрасно понимали друг друга. И в самом деле, кроме деда и целого выводка дам, в усадьбе не было никого, кто мог бы держать оружие. Это нормально, здесь такое практикуется. На время «зачистки» все боеспособные отправляются гулять от греха подальше.

Потом досмотровая группа встала за углом хозяйской хаты, а Глебыч осторожно вошел в небольшой дом – тот самый, «гостевой», где совсем недавно квартировал Шах. Иванов хотел благородно последовать за ним, но сапер пробурчал обычную присказку насчет лишних трупов, и полковник остался с Васей и Петрушиным, которые держались от нас с Лизой подальше, дабы не возбуждать в местных дамах неприязненных чувств.

Дед, убедившись, что незваные гости ведут себя пристойно, посунулся было вслед за Глебычем, но махнул рукой, заковылял к воротам и, встав у распахнутой калитки, стал рассматривать наш «УАЗ». Машина, что ли, понравилась?

– Ага! – подметил Петрушин, впившись взглядом в согбенную спину деда и доставая рацию. – Второй – смотри там. Дед почему-то постеснялся за тобой входить.

– Смотрю, смотрю, – раздался в рации бодрый голос Глебыча. – А на хер он мне тут нужен, этот дед?

– Нет, ты все равно – смотри там…

– Сейчас машина понравится, придется дарить, – пошутил Иванов, кивнув в сторону деда. – У нас, чеченов, есть такой славный обычай…

А мы стояли на крыльце и общались. В дом нас не приглашали – то ли полагали, что мы и сами можем, незваные, как досмотровая группа, то ли просто решили, что много чести будет. Однако, вопреки ожиданиям, хоровых воплей не последовало: Лиза бойко болтала с дамами на местном наречии, они ее в чем-то убеждали и смотрели на нашу чекистку как-то даже сочувствующе. Типа, вот ведь не повезло: нормальная с виду девчонка – а с этакими уродами водится. Знакомая ситуация, это мы уже не раз использовали. Вроде бы понимают: дамочка, хоть и тихая скромница и говорит на местном, все равно ведь федерал! Но отношение совсем другое.

– Десять, – напомнил по рации Серега.

Серега ведет хронометраж. Мы находимся во вражьем селе уже десять минут. Это ничего, что все удрали. Кое-кто может подтянуться, если очень понадобится. Поэтому не следует здесь особенно рассиживаться. Наши хорошо стоят, любой транспорт из села засекут. Но существует такая вещь, как рация…

У нас как раз процесс приблизился к демонстрации фото: Иванов со стороны шею тянул, очень хотел подойти, но боялся разрушить нашу «идиллию». Лиза разложила на перилах крыльца фотографии и о чем- то бойко щебетала, тыкая в них пальцем. Я чуть отступил назад и сосредоточился на лицах наших дам.

Дамы категорично качали черепами и размахивали руками – нет, мол, и все тут. Но лица и глаза их говорили об обратном. Особенно глаза. Глаза дам однозначно утверждали – врут руки, не верьте жестам…

– Бойся! – раздался из-за угла голос Глебыча.

Я на минутку оставил наших дам и отошел посмотреть, чего там бояться. А ничего особенного. Глебыч вышел из домика и держал в руках стропу из своего саперного комплекта. На другом конце стропы – «кошка», которая, судя по всему, сейчас вдета в ручку шкафа. Встав слева от двери, сапер прижался спиной к стене, махнул нам – типа, кыш, любопытные! И потянул за стропу…

Тишина. Ну и слава богу. Обычная в таких случаях перестраховка.

– Не бойся, – разрешил Глебыч, возвращаясь в дом. – Потерпите пару минут, чуток осталось…

– Движение, – сообщил по рации Серега.

– Конкретнее? – насторожился Петрушин.

– Из соседнего дома, следующего за вашим, вышел дед. Идет к «УАЗу».

– Один?

– Один. Без оружия. С палкой.

– Хорошо. Наблюдай…

– Второй, что там у нас? – нетерпеливо поинтересовался Иванов.

– Скоро заканчиваю, – ответил по рации Глебыч. – Тут шкаф остался и пара тумбочек… Сейчас…

Наш дед вышел за калитку и выпал из моего поля зрения.

– От вас вышел еще один дед, – мгновенно доложил Серега. – Они с тем дедом, другим, стоят возле «УАЗа» и о чем-то болтают. Вижу только головы – они за машиной.

– Я сказал – дарить придется, – пожал плечами Иванов. – Может, попросим сдать сапера в обмен на машину? Как вам идея? Думаю, для деда это актуально…

– Вася – глянь, – распорядился Петрушин, кивнув на калитку. – Как бы эти пердуны нам зеркала не пооткручивали.

Вася подошел к калитке, но глядеть не стал, а грубо рявкнул:

– А ну – разойдись!

– Зачэм кричиш? – раздался возмущенный голос из-за калитки. – Кто где хочит, там и стаит, да!

– Я сказал – разойдись! – Вася к благодушию не был расположен. – До конца операции всем находиться в своих усадьбах. По домам, я сказал!

Дед вернулся, Вася тоже вошел во двор и закрыл калитку. Дед, возмущенно качая головой, решительно заковылял к гостевому дому.

– Не пускать? – уточнил Петрушин, оборачиваясь к Иванову.

– Хозяин, – Иванов пожал плечами. – Где хочет, там и ходит. Почему не пускать?

– Второй, заканчивай, – буркнул Петрушин в рацию. – Дед к тебе идет, значит, там чисто.

– Ну и что – дед? – ответил Глебыч. – Это такой мерзавец, что родную мать не пожалеет, в случае чего. А уж чужого деда… Чуток осталось, потерпите. Пару минут еще…

Наши дамы разом примолкли и с почтением уставились на деда, направлявшегося к «гостевому» дому. Хозяин, одно слово. Тут у них с этим строго.

А я сфокусировался на младшенькой. Девчонке лет четырнадцать, симпатичная такая, глазастая. Сейчас младшенькая окончательно сдавала бывшего постояльца и заодно, до кучи, вранье всего бабьего выводка. Она долго смотрела на одну из фотографий Шаха – с аккуратной бородкой и короткой прической (Серега скомпилировал), затем выразительно вздохнула и поправила непослушную челку, спрятав ее под платок. Как перед зеркалом. Глазки стали влажными, носиком шмыгнула зачем-то…

– Что и требовалось доказать, – я с плохо скрываемым торжеством посмотрел на Лизу. – В общем-то, домик теперь не обязательно досматривать.

Да, дорогой мой, все в цвет. Сдали тебя дамы, неуловимый ты наш. Ты здесь жил и к тебе неплохо относились. До того неплохо, что теперь вздыхают и шмыгают носом, глядя на твое фото. А ты ведь всего несколько часов назад слинял, красавец! Ты чего такого сделал, маньяк, чтобы этак растревожить подростковую душу?