воедино..

Маленькая девочка появляется на экране, растворяясь в ярких красках тюльпанов и маков степи. Она проходит к зимовке скота, кормит ягнят, затем играет с лошадьми, которые поедают сахар из её рук… Рядом бегает, повзрослевший жеребец, который, недоверчиво, сторониться всех людей и её тоже. Девочка пытается приблизиться, погладить жеребца, но он отскакивает в сторону, храпит и устрашающе бьёт копытами, разрывая землю, дико несётся в степь, а потом постоянно возвращается к матери..

У порога юрты появляется её отец, он держит руках седло. Чабан проходит к загону. Повесив седло на изгородь, он берёт в руки большой кнут и заводит в округленный дворик, в самую сердцевину скотского двора, кобылу. Вслед за матерью и чабаном, по привычке и природному инстинкту, забегает шустрый жеребец. Потом хитрый человек, оставляет жеребца в округленном дворике, а кобылу выводит за изгородь. Быстро накинув на жеребца войлочный канат, чабан пытается водить жеребца по кругу, но жеребец упирается ногами, прыгает, как взбешенный, водит рылом, удушенный верёвкой… Девочка кричит отцу: Отпусти, папа, отпусти, папа, Желтоксана! — называет она по имени жеребца: Ему же больно! — возмущается ребёнок. Не добившись результата, девочка громко плачет в навздрыд. Камера от ребёнка поднимается ввысь на облачные небеса… Затем объектив камеры медленно опускается на крупный план лица мужчины. Ярко выраженные черты: монголоидные челюсти, узкие глаза, как две амбразуры дзота, испещрённые глубокими морщинами щёки и лоб — всё это в яркой степени выражало азиатскую мудрость… Чабан, по древнему правилу обуздания, беспощадно хлещет кнутом и гонит, противящегося его воле, жеребца по кругу.

Девочка плачет и протестует, врываясь во дворик, рискуя при этом попасть под копыта жеребца, она всячески мешает отцу делать святое дело, до тех пор, пока мать не пытается увести её в степь, за пахучий ковылью бархан, где паслась отара овец. Тут уже девочка упирается обоими ногами и противиться воле матери! Мать, схватив в охапку дочь, не отпускает её, и уносит прочь. Отец, гоняя по кругу жеребца, ломает волю скотине, достигает насилием своей цели..

Девочка и мать, камера снимает их сверху, идут по бескрайней степи, но голос их разговора звучит за кадром. Девочка: Мама, ведь ему же, Желтоксану, больно?!

— Доченька, конь родился, чтобы служить человеку, как человек рождается, чтобы подчиниться своей судьбе!

Камера поднимается ввысь, над их головами, на вершины гор и выступы скал, поднимается ещё выше, где мелькают облака, зарево солнца и полёт одинокого орла, затем она опускается на горизонт степи, где всё покрыто одним жёлтым цветом — цветом земной разлуки..

Мать, размахивая камчой, погоняет скотину с холма в сторону одинокой юрты. На огромном пространстве степи, эта юрта, с дымящим шанраком, предстаёт собой единственным явлением человеческого присутствия посредине природной границы, разделяющей бескрайнюю, ровную степь от горных подножий.

Девочка, разгоняя отделившихся овец, спускается с холма, и бежит к осёдланному жеребцу. Он не брыкается, как прежде, и, в поисках сожаления по своим побитым бокам, протягивает доверчиво ей морду. Девочка смеётся, впервые дотронувшись до мягкой шеи жеребца!

Может быть, оглядывая жизнь свою, я часто думаю: Покориться жизни? И, наконец, принял решение: Чтобы жить, нужно проиграть! Нурсултан Абишевич, простите все мои выпады и мою необузданность! — воскликнул я сердцем 12 ноября 2005-го года..

Но, возвращаясь к моему киносценарию, я должен признаться, годом раньше я работал в 1983 году, по направлению ВГИКа в Гостелерадио Казахстана, под началом Гульжан Ергаливой, главного редактора 'Молодёжных программ Казахстанского телевидения', которая сегодня является одним из самых ярких и непримиримых борцов с режимом Назарбаева!

Гульжан открыла в то время, первую и самую потрясающую телепрограмму советского Казахстана «Молодёжный четверг», когда наш сегодняшний Первый Президент Казахстана был Председателем КабМина. Тогда Гульжан все знали в лицо, и все любили её программу за критические репортажи и современную музыку в передачах. Я попал в 'Молодёжный четверг' с первыми моими фильмами, которые снимал и сценаристом, и оператором, и сам же режиссёром.

В то время идеологический центр коммунистов Казахстана, очень здорово проталкивал национальные традиции в музыке: все играли на домбре, на кобызе и рок эстрады, как таковой, кроме известного ансамбля «Досмукасан», фактически не было! И вот опять проявилась моя революционность, я решил восстать против устоявшихся традиций, и поэтому на заказ телевидения снять фильм про Алма-Ата в его архитектуре, в портретах жителей и в особых достопримечательностях, я пошёл на небывалый риск!

Когда фильм был полностью заснят на плёнку, оставалось на мелькающие кадры на монтажном столе наложить музыку, и я приходил ночами в монтажную с единственной целью, чтобы никто раньше времени не поднял скандала, я записал две звуковые дорожки, первая, под домбру для редакторов, вторая, скрытная, для выхода в эфир. Показал фильм, все одобрили! А когда я прошёл в Отдел Программ, то сунул им второй, неизвестный вариант.

Какая радость посетила меня, когда в назначенный час по программе эфира, вышел мой пятнадцатиминутный фильм: как раз перед московской программой «Время».

— Та-та-та-там…………….. - на экран врывалась музыка Бетховена. Потом опять: Та-та-та-там……….. - в ритм этой музыке поднималась моя камера на вершину гостинницы «Казахстан» и далее, в разлив монотонности и переливов множества скрипок оркестра, мелькали фонтаны, городские улицы, ночные фонари, дом Верховного Совета, прекрасное здание ЦК, здание телевидения и.т.д. Это был мой вызов времени… Когда на государственном телевидении, после премьеры и показа на всю республику моего фильма под вторым, тайным, названием «Бетховена и Алма-Ата», начали в кабинете 'Первого директора Программ' Изи Айнеховича, задним числом, обсуждать художественное состояние моего детища, то я, с юношеским азартом, словно 'в руки взял с колоды три туза', доказывал: Одна палка два струна, я хозяин всей страна — это вчерашний день! У русских тоже есть балалайка, есть гармошка, но они не выпячивают это на весь мир сегодняшним национальным достоянием… Они на телевидение выносят рок эстрану, у них на первом месте Алла Пугачёва, гитарист Кузнецов, София Ротару, Анна Вески и.т.д. Мне возражали: Не вам учить нас, молодой человек… Во ВГИКе вы все радикалы, а когда вернётесь мы ещё посмотрим: кто вы есть? Я отвечал: Я ничего доказывать не хочу, но жить, как вы вчерашним днём, обещаю вам товарищи, никогда не буду… Затем, хлопнув двери Изи Яйнеховича, я поехал домой в Мерке, добивать оставшиеся дни вгиковских каникул. Но часто возвращаясь в Казахстан, я просматривал собственный фильм на экране казахстанского телевидения в особо праздничные дни и событийные, но уже без имени автора данного фильма..

Мой нрав, мой непокорный характер наводил на многих ужас… Во ВГИКе уже ходили разговоры, что я чуть ли не подложил бомбу на телевидение Казахстана, но вскоре всё утихло, и я «поджал хвост» свой, продолжал с увлечением слушать лекции Маматовой по «Истории кино», которая на перерывах в курилке, раскуривая сигарету, превращалась в равную нам простым смертным и с лёгкостью отвечала на любые вопросы, становилась весьма добрым собеседником, слушать лекции Горячева (имени отчества уже не помню) по диалектическому материализму, который, крайне, удивил меня, когда однажды рассказывал студентам на уроке «Истории КПСС», о том событии, когда толпа голодных пролетариев захватила Зимний дворец, расстреливая баб из женского батальона, уничтожая на своём пути всё величие российского прошлого, в последствии вырезав самую продвинутую часть населения страны в Гражданской битве за будущее устройство страны..