вас положено по три лана[17] серебра — они немного утешат вас, если провалите дальнейшие экзамены.

В руках у То оказываются деньги — давненько он не держал их. Мальчик прячет монетки в рукав халата.[18]

Снова ночь. В конце часа Тигра[19] холод будит Хуа То — как оказывается, вовремя, потому что вслед за зарей приходит маленький жрец.

— Вчера послушник напутал, выдал вам деньги раньше срока, — мягко говорит монах. — Я хотел бы пока взять их у вас обратно.

Без колебаний все протягивают ему серебро. Наставник берет, считает, качает головой:

— Послушник вручил каждому из вас по два лана, а вы возвращаете по три. Я не могу брать с вас лишние деньги, оставьте их себе.

— Сяньшэн,[20] — возражает один из мальчиков, — нам дали ровно столько, сколько мы возвращаем.

— Этот послушник — сын богатых родителей. У него много серебра, дома остались маленькие братья. Он очень жалеет мальчишек, которые проходят испытания для вступления в храм, а потому сам добавил каждому из вас по лану. Это ваши деньги, пользуйтесь ими.

Монах протягивает часть серебра обратно. Двое ребят неуверенно подставляют ладони, пятеро демонстративно закладывают руки за спину.

— Высокочтимый, мы жаждем попасть в святую обитель, а там не нужны мирские блага. Пусть серебро, даже если оно наше, пойдет на нужды храма, — выражает общее мнение Хуа То, низко кланяясь.

Лицо монаха светлеет.

— Ты верно говоришь, малыш. Вы прошли испытание на честность, — обращается он к двум ребятам, взявшим деньги, — вернули мне ровно столько, сколько вам дали. Но забыли истину, которую только что изложил ваш товарищ. Ступайте домой.

Глотая слезы, неудачники отправляются к воротам. Остальных кормят лепешкой и супом.

В час Овцы,[21] когда жара невыносима, к ним снова выходит маленький жрец.

— Начнем первый урок, он послужит испытанием вашей выносливости. Смотрите, вот поза мабу — «лошадиный шаг».

Монах ставит ступни параллельно на расстоянии в два раза шире плеч, приседает так, что его бедра идут параллельно земле, выпрямляет спину и шею, подтягивает сжатые кулаки к поясу. Мальчики повторяют его движения. Послушник тем временем укрепляет на каменной плите свечку из ладана высотой в чи[22] и поджигает.

— Будем стоять, пока не сгорит эта курительная палочка.[23]

Хуа То внутренне содрогается: такая палочка будет гореть четверть стражи. Хорошо, что он знал про это испытание и заранее к нему готовился, упражнялся. Но все равно выстоять в позе мабу полчаса в самое жаркое время дня на солнцепеке — истинная пытка.

Под бдительным взглядом жреца нельзя ни на секунду выпрямить ноги, шевельнуться. Ступни, голени, бедра дрожат, раскаленный воздух железным обручем давит на череп, пот со лба разъедает глаза. И тогда мальчик вызывает из глубин памяти то, чего не позволял себе вспоминать, — свое недавнее прошлое, свое счастливое детство и его страшный конец. Душевная боль помогает преодолеть боль физическую.

Когда свеча почти догорает, двое ребят падают. Трое, выдержав испытание до конца, валятся на землю с криками ужаса и удивления — они не могут разогнуть колени. На помощь приходит монах: пальцами давит какие-то точки на пояснице, массирует ноги. Судороги прекращаются, боль ослабевает, хотя и не проходит совсем. Ноги делаются ватными.

Затем жрец подходит к тем, кто не выдержал испытания. Они уже оправились и растирают себе мышцы.

— Вы слишком слабы, — сурово говорит он. — Это полбеды. Но вы не до конца честны, не полностью искренни в своем желании учиться у братьев нашего храма. Ваши души и сердца не вложены целиком в стремление стать монахом Шаолиня. Вы подобны девушкам, которые уже закололи волосы шпильками, но не умеют шить.[24] Отправляйтесь домой! А для вас троих двери храма открыты.

Хуа То долго ждал этого момента, но приступ непонятного замешательства вдруг опутывает его, как брошенная сверху сеть. Шаолинь внушает трепет. В него нельзя просто так взять и войти — это предел стремлений тысяч людей. Это миллионы несбывшихся мечтаний, легендарная Страна Утраченных Иллюзий из народных сказок.

Ощущение страха и неуверенности быстро проходит, когда вслед за жрецом То оказывается в прохладе каменного строения. Он идет по слабо освещенному коридору с отполированным гладким полом. Разверзается дверь — и перед ним просторный зал. Маленький столик в центре. Свеча на нем — единственный источник света. Рядом видна фигура сидящего монаха. Мальчики выстраиваются в линию.

— Вы перед настоятелем нашего храма достопочтенным Као Минем.

Тайпан — верховный вождь Шаолиня еще крепок, но уже наверняка познал волю Неба, перейдя полувековой рубеж. Минь изучает ребят, сидя на высоком стуле, скрестив ноги, каждая ступня покоится на противоположном бедре.

На взгляд мальчика, в позе «лотос», самой лучшей для медитации, сидеть очень трудно. Однако Као Минь явно не испытывает неудобства. Его спокойствие помогает То держаться увереннее, ведь в зале все пронизано напряжением. На мгновение у мальчика подкашиваются ноги под грузом вдруг навалившейся усталости: сколько сил ушло у него за последний месяц. Он не может оторвать глаз от чайного подноса и чашек на столике.

По жесту настоятеля юные гости садятся на пол. Маленький жрец наливает душистый зеленый чай в чашки и ставит их перед Минем и каждым из ребят. Главный монах протягивает руку, показывая мальчикам, что можно пить. Хуа То сидит спокойно и не берет чашку, как остальные.

— Пожалуйста, идите домой, — вежливо говорит маленький жрец.

Ребята, уже поднесшие чай ко рту, в ужасе обмениваются взглядами. Один из них в панике спешно ставит чашку на место, обжигает ладонь горячей жидкостью, вскрикивает. В слезах оба удаляются. Настоятель пристально смотрит на Хуа То.

— Почему ты не стал пить?

— После вас, высокочтимый, — кланяется мальчик, вскакивая. — Простите, что я без шапки, не сочтите это за неуважение, просто у меня ее нет.[25]

Усадив его мановением ладони, Минь берет чашку и отхлебывает чай. Тогда и мальчик пьет, наслаждаясь каждым глотком душистой жидкости, впитывая каждую каплю в иссохшее тело — он не прикасался к воде почти целый день.

— Кто научил тебя хорошим манерам?

— Дедушка.

— Он отличный учитель!

— Благодарю вас! — снова кланяется Хуа То, чувствуя, что в этот миг решается его судьба. Полтысячи мальчиков потерпели неудачу, быть может, он разделит их участь. И все же он будет бороться до последнего.

— Почему ты отказался резать кролика?

— Белый кролик — священное животное, его нельзя убивать, тем более есть.

— Расскажи об этом подробнее.

— Достойнейший государь древности Вэнь-ван, отец основателя династии Чжоу[26] У-вана, был удельным князем западных земель при последнем императоре предшествующей Шанской династии Чжоу Сине. Недовольный возросшим авторитетом Вэнь-вана среди удельных князей, Чжоу Синь заключил его в тюрьму, а сына его Бо Икао велел живьем сварить и поднести на обед отцу под видом кроличьего мяса. Так записано в исторических книгах. Легенда же гласит: когда Вэнь-ван узнал, что потребил плоть своего ребенка, он отрыгнул съеденное, которое превратилось в белого