было куда больше и повсеместно под ноги попадались все те же мерзкие желтые змейки. Неужели он был таким пьяным от этого злополучного пива, что он мог заблудиться? В любом случае оснований для паники не было – дорогу должно быть видно с какого-нибудь бугорка, так же как саму речушку с дороги.
Прошкин выбрал подходящую возвышенность, лихо попытался взобрался на нее, но оступившись слетел вниз, больно стукнулся коленкой, свез локоть – вообще едва не убился, огляделся, отыскивая удобное местечко, что бы присесть и отдышаться и тут как раз за каменным выступом возвышенности, которую он так не удачно затеял штурмовать, ему открылась замечательная панорама на дорогу. Ну вот – хоть одно хорошо. Дорога нашлась. Оставалось отыскать машину – что-то ее не было видно, да и местность рядом с дорогой была куда рельефней, чем запечатлелось в памяти у Прошкина. Похоже он, случайно, куда-то выше в горы забрел. Значит надо идти вниз…
Размышления Прошкина над маршрутом прервал шум, неожиданно возникший за дорожным поворотом. Совершенно интуитивно, Николай отступил в каменистую расщелину, а тем временем в поле его зрения оказалась примечательная группа граждан, следовавшая по дороге. В первую минуту сердце его сжалось от какой-то безнадежности – люди были облачены в одинаковые брюки пятнистой расцветки со множеством карманов, высокие шнурованные ботинки на толстой подошве, на подобие летных, изрядно вооружены и выглядели настолько агрессивно, что Прошкин всерьез подумал уж не немецкий ли это десант? Хотя вряд ли диверсанты вели бы себя так нагло, да еще и разговаривали на чистом русском языке. Он затаил дыхание, вжался в камень и прислушался…
34.
Впереди шел крепкий паренек лет 20 – 23, загорелый и светловолосый, в черной исподней майке с намалеванным красным черепом и молнией, и какой-то нерусской надписью. За поясом у него Прошкин заметил рукоятку пистолета, с плеча свешивалось незнакомое оружие по виду отдаленно напоминавшее новомодную вещь – автомат, только с коротким стволом. На шее у паренька поблескивала довольно толстая и с виду золотая цепь с металлической биркой, а на голом предплечье красовалась татуировка, сильно напоминавшая многоногую нацистскую свастику, вписанную в круг. На парне были темные очки, на подобие тех, что носят слепые или барышни на курорте. Причем, очки он зачем-то переместил на затылок, да и шел сам парень вперед спиной, видимо для удобства беседы со следовавшими за ним спутниками. Он громко и эмоционально, размахивая руками, втолковывал двум другим мужчинам:
– Я не нанимался за бесплатно по горам бегать. Протирать штиблеты зря. Другое дело, если бы Лысый сказал – тому, кто первый альпиниста поймает плачу штуцер…
– Штуцер? – один из слушателей – по-военному подтянутый худощавый мужчина слегка за сорок, с аккуратными усиками и стрижкой ежиком, чуть подернутыми ранней сединой, одетый в какой-то объемный жилет с массой карманов прямо на голе тело, от возмущения даже остановился, – прямо напротив затаившегося Прошкина, и поправил такой же как у парня автомат. На шее у него весел крупный деревянный крест на широком кожаном шнуре. Мужчина продолжал:
– Штуцер говоришь… до чего ж ты Паха наглый! Ведь из фильтрапункта его выкупили, – начал загибать пальцы обладатель аккуратных усов, – паспорт – и общегражданский и заграничный выправили, права нарисовали, даже разрешение официальное на ношение оружия исхлопотали – а ему все мало!
В разговор вступил третий путник – высокий смуглый обладатель великолепной мускулистой фигуры, слегка за тридцать лет на вид. Его обнаженный атлетический торс украшала исключительно золотая цепь на шее с привешенной к ней самой обыкновенной оружейной пулей, ремень автомата и лямка рюкзака, болтавшегося за спиной. Из-за черной тряпки, покрывающей голову наподобие платка, он был похож на пирата. Прошкин догадался, что хитроумный мужик снял не то майку, не то рубаху и повязал ею голову от солнца и чуть не хмыкнул в слух от такого открытия. Глаза мужика были прикрыты совершенно такими же, как у белобрысого Пахи темными очками.
– Знаешь Дед, по сути – Паха прав. Нас наняли для определенной работы. И оплату за нее согласовали. Дополнительная работа должна тоже оплачиваться дополнительно. Это правильно – по понятиям, и по уму.
– Слушай, Шахид, – ты, когда у бандитов работал, тебе, как – нормально платили – без штрафов? Я вот тоже думаю – забить на этот образ жизни и в охрану трудоустроиться, – Паха лениво и мечтательно потянулся.
– Да никогда я у бандитов не работал! – возмутился обладатель голого торса, видимо его звали Шахидом, – я журналист-международник. Просто люблю экстремальный туризм, здоровую экологию, горы, свежий воздух…
– Да что тебе Паха в охране делать? – не смог сдержать воспитательного пыла усатый Дед, – Кто ж тебе – лоботрясу – не то что деньги возить, а хотя бы двери сторожить доверит? Позорище! Хорошо хоть папаша твой не дожил! Царство небесное… Вот, полюбуйся!
Дед резким движением выдернул майку Пахи из брюк и указал Шахиду куда то в район живота.
Шахид посмотрел в указанном направлении и улыбнулся.
Паха, оправдываясь, развел руками:
– А что тут такого криминального? Обыкновенный пирсинг, девчонкам нравится…
Паха стоял к Прошкину спиной и потому ему совершенно не было видно – что это за такой привлекательный для женского пола 'пирсинг' у него на животе. Хотя и очень любопытно, настолько, что Прошкин рискнул слегка сместиться, сменив угол обзора, неудачно наступил на ушибленную ногу, чуть не взвыл от боли, не смог удержать равновесия и свалился прямо под ноги мгновенно обернувшемуся Пахе, у самого уха Прошкина с невиданной скоростью щелкнул предохранитель, а под подбородок больно и холодно уперлось дуло автомата, Паха, державший автомат решительно сказал:
– Поднимайся, медленно, что б руки видно было… Ну? – и еще сильнее пихнул Прошкина стволом. Прошкин начал подниматься, невольно ткнулся взглядом во все еще голый живот Пахи, и обнаружил что в его пупок продето, на подобие серьги, маленькое золотое колечко с крошечным колокольчиком. От движения колокольчик звякнул и Прошкин понял, что так не бывает. Ему снится сон. От жары и пива. Обыкновенный сон, и он проснется, как только ему надоест наблюдать этот странный, далекий от реальности мир. Но сейчас просыпаться еще слишком рано.
– Не быкуй, ты Паха, – не в Гудермесе! Нечего палить почем зря, – заступился за Прошкина Шахид.
Паха, смущенный взглядом Прошкина, с обиженным выражением лица, не выпуская оружия, свободной рукой поправил майку, а ногой сильно двинул Прошкина куда-то в район колена, и Прошкин снова грохнулся на пыльную каменистую дорогу. Хорошо хоть дело происходит во сне – а то наверняка что-нибудь сломал бы!
– Да что, Шахид, с этого оболтуса взять, – прокомментировал Пахины действия Дед, – образования ж ни на пять копеек нету у него. Раньше хоть политруки были в армии. А сейчас ведь что – никакой воспитательной работы. Автомат в руки сунули, курок показали и все. До чего Горбачев страну довел!
– Почему именно Горбачев? – Шахид удивленно поднял одну бровь.
– А кто ж еще? – Дед покачал головой и ткнул пальцем сперва в Паху, а затем в Прошкина, – Он что ли? А может этот? Народ-то вишь, как бедствует,- теперь уже Дед с сочувствием разглядывал Прошкина, – я в таких колесах даже картошку на даче не окучивал бы! Может тебя, сердешный, сигареткой угостить?
