Отец Константин Пархоменко: Однажды, когда я учился в Духовной семинарии, в какой-то из праздников, посвященных Божией Матери, я слышал проповедь архиепископа Михаила (Мудьюгина).
Владыка говорил о Божией Матери, о Ее роли в деле спасения человечества. И на Божию Матерь он взглянул под новым для меня углом зрения. Владыка Михаил сказал: да, Мария была Матерью для Сына Божьего. Но что такое мать? Только ли та, которая родила? Нет, больше! Мать – это та, которая вырастила, воспитала, научила первым словам, научила отношению к окружающему миру к окружающим людям. Протоиерей Георгий Флоровский пишет: «Ребенок Марии был Богом. Однако исключительность ситуации не умалила духовную сторону Ее материнства, так же как Божество Иисуса не мешало Ему быть истинным человеком и испытывать сыновние чувства в ответ на Ее материнскую любовь. И это не бессмысленные рассуждения. Недопустимо вторгаться в священную тайну уникальных, неизреченных отношений Матери и Ее Божественного Сына. Но еще менее допустимо обходить эту тайну совершенным молчанием. Так или иначе, жалким убожеством было бы видеть в Матери Господа лишь физический инструмент для облечения Его плотью. Такой взгляд не только узок и кощунствен – он с самых древних времен формально отвергнут Церковью. Богоматерь – не “канал”, по которому появился на свет Господь, но истинная Мать». А Мать – это та, которую связывают с ребенком узы любви и нежности. Мать – та, которая воспитывает ребенка, оберегает его, направляет в жизни, пока ребенок не вырастет.
Западный богослов кардинал Ньюмен как-то написал: «Если уж мы свыклись с тем утверждением, что Мария родила, а затем кормила и носила на руках Предвечного, ставшего ребенком, то можно ли чем остановить всё более стремительную лавину мыслей и догадок, вызванных осознанием этого факта? Какой трепет и изумление охватывает нас при мысли, что творение так приблизилось к Сущности Божества!» Бояться этих мыслей не следует. Их следует содержать в критической чистоте и трезвости, сверять с учением Церкви, однако не надо бояться думать об этом.
Из Евангелия мы узнаем о том, каким был Христос. Его душа была поэтичной и нежной. Он восхищался полевыми цветами, для Него их красота была лучше всех нарядов легендарного Соломона. Он любил Иерусалим и грустил, когда представлял его разрушение. Христос имел друзей и ценил дружбу, он плакал над могилой Своего друга Лазаря. Но Христос не был сентиментальным мечтателем. Он прекрасно видел, что такое добро и что такое грех. Он обличал и искоренял грех. Вспомним, с какой силой Спаситель изгоняет с территории Иерусалимского храма торговцев…
Во Христе сочетались и мягкость и сила; читая Евангелие, мы словно видим перед собою по- человечески развитого, умного, серьезного и доброго молодого мужчину.
Мы не говорим сейчас о Его Божественной стороне. Однако воспитание и формирование характера – это то, что воспитывается на земле, в любом человеке. И значит, развитием этой стороны занималась Его Мать.
И когда Христос, умирая мучительной смертью, с Креста благословляет Богородицу быть Матерью над Его учениками, это говорит о том, что Христос желает всем такую Мать, какая была у Него…
Интермедия
Рождество – не просто рождение
Христос родился две тысячи лет назад, и две тысячи лет человечество спорит о Нем. Еще в первые века христианства немало смущения в умы внесли споры о том, сколько в Нем было Божественного и сколько человеческого. Христиане говорят, что Он – Богочеловек. Но что это такое – Богочеловек? И что случилось, когда Он пришел на землю?
Об этом говорит в одной из своих проповедей митрополит Антоний Сурожский.
«Каждый из нас вступает в мир из полного небытия; как говорит Евангелие от Иоанна, по человеческой воле, а порой по человеческой похоти… С первого мгновения нашего существования мы не только существуем – мы живем. Потому что каковы бы ни были обстоятельства нашего зачатия, нашего рождения, мы рождаемся как икона, как образ, и Бог дает нам жизнь и благодать. А жизнь – всегда Божия жизнь, это дыхание Божие в нас. И мы призваны расти и расти…
Каковы бы ни были обстоятельства нашего вступления в жизнь, в мир, но, вступив, мы зажглись, как свеча, мы явились, как икона, которая должна постепенно проявиться все богаче, ярче и быть славой, сиянием и присутствием Божиим…
Но не так рождается Сын Божий. Мы из небытия рождаемся во временную, преходящую жизнь, в которой постепенно мы вырастаем в вечную жизнь. Христос не так рождается; Сын Божий, Который является светом мира, Который является жизнью самой, вступает в мир, чтобы подвергнуться всем ограничениям тварности. Он вступает в изуродованный мир, куда человеческий грех внес злобу, жадность, страдание, страх, ненависть и, в конечном итоге, смерть. Смерть говорит нам о том, что этот мир – не полностью, но в значительной мере – порабощен Сатане, противнику Божию… И поскольку смерть властвует, царствует на земле, наша земля, преданная человеческим грехом во власть Сатаны, стонет под этой властью. И Христос в этот мир, который под властью врага, вступает как младенец, вступает со всей беззащитностью новорожденного младенца, со всей уязвимостью, со всем бессилием; и как всякий младенец или, просто говоря, – как самая любовь, человеческая и божественная, вступая в этот мир, Он отдается полностью во власть тех, кто Его окружает: под защиту их любви или под удары их ненависти, или во власть их холодного безразличия.
Христос рождается с тем, чтобы умереть, потому что Он любовью захотел стать одним из нас. Святой Максим Исповедник говорит, что с самого мгновения зачатия – потому что человеческая природа во Христе нераздельно, неразлучно соединилась с Божеством Его – он был бессмертен, Он был за пределом власти Сатаны и что Он, по любви к нам, чтобы все с нами разделить без остатка, кроме нашей греховности, нашей обезбоженности, берет на Себя все последствия греха: и холод, и голод, и обездоленность, и оставленность, и ненависть людей, их непонимание; и дальше – отречение Петра, предательство Иуды, холодное безразличие распинателей, телесную муку и, в конечном итоге, самое страшное, единственное страшное, что только может быть: потерю чувства Бога, потерю того, что Он с Ним един: Боже Мой, Боже Мой! Для чего ты Меня оставил?
Это крик всего человечества в Нем; потому что мы все переживаем то, что мы называем богооставленностью, – будто Бог нас оставил, тогда как на самом деле мы должны были бы говорить о том, что мы оставили Бога, что мы Его забыли, что мы от Него отвернулись, что мы вывели Его из предела собственной жизни. Но это – наша греховность, во Христе этой греховности нет; и поэтому Он не теряет Бога, вернее, не Он отворачивается от Бога, а Он принимает на Себя нашу богооставленность и умирает от нее. Христос вступает в жизнь для того, чтобы вынести все, что человек вызвал своим грехом, все с нами разделить, и Своим Воскресением, победой любви и жизни над смертью раскрыть перед нами врата вечной жизни. Это не какие-то врата, о которых мы можем картинно думать; Христос о Себе сказал: Я – дверь. Он является этими вратами вечной жизни, потому что Он, Вечная Жизнь, вступил в предел смерти, обезбоженности, зла, и теперь, с Его воплощением, Бог и человек неразлучны в Нем, и через Него (и, хоть отчасти, через нас) Бог присутствует и в истории человечества, и во всем созданном Им мире. Когда все человечество станет на Страшный суд, когда каждый из нас будет вызван по имени, один из нас будет Иисус Христос, Сын Божий, Сын Человеческий. Воплощением Христа история мира теперь неразлучна с тайной Божией. Тем, что Слово стало плотью, тем, что Сын Божий стал Сыном Человеческим, Бог стал как бы неотрывной частью человечества…
И что же это говорит каждому из нас? Бог стал человеком; это значит, что человек так бездонно глубок, в нем такой простор, что он может быть не только местом Боговселения, как бы храмом, но он может так соединиться с Богом, что все в нем становится Божественным. В воплощении все во Христе было пронизано огнем Божества; и Максим Исповедник мог сказать, что соединение Божества и человечества в Нем подобно соединению огня с мечом, который вложен в пламя и так пронизан огнем, что можно резать огнем и жечь железом… Вот на что человек способен; на что способны наша плоть, наш ум, наши живые чувства, все наше существо; и не только способны, но это является прямым призванием нашим и говорит о том, что быть
