Он, казалось, задумался.

— Я так понимаю, вампиры отпадают.

Я кивнула.

— Подожди, ты не навещаешь родных, так что то, что ты живешь с двумя оборотнями и точно знаешь, что это никогда до твоей семьи не дойдет.

Я задумалась на несколько секунд.

— Возможно. Но ни Натаниэл, ни Мика — не оправдание, чтобы не навещать мою семью. Я люблю их и, наконец-то, пришла в согласие с собой.

Он кивнул.

— Я знаю тебя дольше, чем остальные, но никогда не видел тебя отдыхающей или просто счастливой.

Я улыбнулась.

— Прекрасно, теперь, когда мы покопались во мне, давай приступим к тебе.

Он выглядел немного смущенным.

— Прости.

— Если бы я не хотела говорить об этом, я бы просто сказала нет.

— Правда, а почему ты тогда вообще в этом созналась?

— Потому что видела твою семью, и подумала, что ты заработал право узнать немного больше о моей.

— Ты сделала это, чтобы я почувствовал себя лучше, — сказал он.

— Возможно. Помогло?

Я увидела борьбу мыслей у него на лице, потом он кивнул и ответил:

— Да, помогло. Я думаю, мне приятно знать, что я не единственный случайный зритель на празднике жизни.

— Да, — согласилась я, — примерно так. Все остальные едут домой, чтобы погрузиться в приятные воспоминания. У меня же заканчивается все тем, что я понимаю, раз не смогла сойтись с ними, когда была ребенком, не смогу и теперь. Когда я была маленькой, я считала, что меня подбросили цыгане или перепутали в больнице, но у меня была фотография матери, чтобы сравнить. Я слишком похожа на нее, чтобы не быть ее дочерью.

— Она была мексиканкой, да?

— Ее семья была из Мексики, она была из первого поколения американцев.

— Ты не выглядишь, как большинство латиноамериканок.

Я улыбнулась.

— Цвет кожи достался мне от отца, но волосы и глаза, и комплекция — это от мамы. Скулы моего отца смягчили этничность моей внешности, но я все равно чужая на празднике жизни, Джейсон. Чем старше я становилась, тем больше напоминала отцу жену, которую он потерял, а Джудит — женщину, которую она заменила.

— Это твоя проблема или их?

— Думаю, и то, и другое. Моя мама была первой любовью моего отца, возможно, первой любовницей, слишком уж много первенства. Слишком большой рубеж, чтобы перешагнуть через него. Когда «смерть так молода и трагична», она имеет тенденцию обрастать романтическим ореолом.

— Трудно было Джудит конкурировать с умершей святой? — спросил он.

— Что-то в этом духе.

— Ты предполагаешь или знаешь наверняка, что злая мачеха родилась именно так?

— Я не знаю, Джейсон. Я знаю, что чувствовала я сама, и что они, как мне казалось, чувствовали, но я была ребенком, и теперь не могу ясно об этом судить. Слишком уж много деталей.

— Я понимаю, — сказал он, и его лицо снова стало серьезным и немного несчастным. — Я пытался утопить в сексе все, что чувствую, хотя понимал, что придется устроить разговор из тех, что ты так ненавидишь.

Я коснулась его плеча.

— Ты заработал этот разговор.

— Только потому что мой отец ублюдок и умирает?

— Да, и ты мой друг, и я здесь потому, что нужна тебе. Если тебе нужно поговорить, а не секс, давай поговорим.

— Тебе нужно накормить ardeur, — заметил он.

— Да, если будет совсем плохо, то я могу просто отпустить ardeur, и он поглотит все страхи и сомнения.

— Ardeur это лучше, чем обычная прелюдия, но я сейчас не этого хочу.

— Тогда чего ты хочешь? — спросила я.

Он посмотрел на меня, и его лицо было серьезным, почти незнакомым, будто все, что сегодня случилось, изменило его. Или то, что случилось, заставило его показать мне ту часть себя, которую он обычно от меня скрывал. Или же прогулка по темным местам моего прошлого так на него подействовала. Большего я выяснить не могла, поскольку рядом не было ни Мики, ни Натаниэла, способных мне помочь. Единственный, кто обычно помогал мне продраться сквозь лабиринт хаоса отношений лежал сейчас рядом со мной в кровати, потерянный в собственных проблемах.

— Я хочу тебя, — сказал он.

Я нахмурилась, вглядываясь в него.

Он улыбнулся мне своей прежней улыбкой, которая оставляла глаза нетронутыми.

— Это к тому вопросу, о котором мы говорили.

— Ты знаешь меня настолько хорошо?

— В постели да. Ты перестаешь управлять своим лицом, как только с тебя спадает одежда. Пока ты одета, тебя бывает так же сложно прочесть, как Жан-Клода.

Я задумалась над его словами.

— Полагаю, я не стану раздеваться перед людьми, которым не доверяю.

Он улыбнулся.

— Верно.

Я откинулась назад на подушки и сказала:

— Итак, объяснись.

— Я могу выбрать женщину, которая будет спать со мной и трахаться. Я стриптизер. Они постоянно пытаются заставить меня делать то, что не входит в мои обязанности. Я pomme de sang Жан-Клода, многие хотят переспать со мной хотя бы поэтому. Чтобы быть поближе к вампирам. То, что я вервольф, еще больше расширяет диапазон моих поклонниц. — Взглянув на меня, он на мгновение засветился усмешкой, так что даже глаза заискрились. Один вид этого заставил меня улыбнуться. — А часть меня хочет найти женщину, которая не знала бы всего это и смогла бы относиться ко мне объективно.

Я ждала, что он продолжит, но увидела, как сияние уходит из его глаз, и исчезает усмешка. Выражение его лица стало чем-то средним между его обычным очарованием и этой новой серьезностью.

— Но… — Решила я, наконец, его подтолкнуть.

Он вздохнул и сказал:

— Но только ты скажешь мне правду. Только ты честно расскажешь мне, чего хочешь или не хочешь. Ты уже об этом говорила, ты не претворяешься. Ты не щадишь моего эго. Или я хороший, или нет. Ты не пытаешься заманить меня в ловушку. У тебя нет планов получить максимум удовольствия. Ты не беспокоишься о том, что мы будем делать потом, или что делали раньше. Ты полностью погружаешься в секс, практически с того самого момента, как касаешься человека. Это расслабляет, но ты не расслабляешься.

— Разве все не делают так же?

Он улыбнулся и покачал головой.

— Нет, не делают. Большинство людей позволяют повседневности засесть в голове во время секса. Большинство женщин не могут отключить голову в достаточной степени, чтобы начать наслаждаться.