— Это так называемая комната новостей, — язвил Кард. — А вот Билли Притти, — жест рукой, снова указующий на достопримечательность. — Он у нас старожил.

Билли Притти было хорошо за семьдесят. Он сидел за столом, стена позади которого была покрыта клеенкой цвета крыльев насекомого. Его лицо казалось вырубленным из дерева и покрытым глубокой резьбой. Голубые глаза в косо прорезанных тяжелых веках. Щеки приподнимались благодаря чуть заметной мягкой улыбке. От носа к верхней губе шла тонкая отметина, похожая на шрам. Кустистые брови цвета старинных часов.

Когда он облокотился на стол, тот закачался. На столе были разложены снимки церковной благотворительной ярмарки. Куойл увидел корзины, деревянных бабочек и нейлоновые детские пинетки.

— Билли Притти занимается страницей местных новостей. У него сотни корреспондентов, и еще он получает настоящие сокровища по почте, как видишь. Огромное количество людей бегают за ним и посылают ему всякие вещи.

— А, — сказал Билли Притти. — Помнишь, как один баклан принес мне расписные яйца дикой птицы? Там были нарисованы разные пейзажи. Так вот, ночью они взорвались прямо у меня на столе. Воняло потом целый год. — Он вытер руки о свитер в ромбик, уже заштопанный на локтях и кое-где покрытый белыми каплями клея и обрезками бумаги.

— Баклан? В смысле, птица? Это в их честь был назван залив?

— Ну да, баклан: большой, крепкий, неуклюжий, бесхитростный, даже простоватый парнишка. Раньше их было много на той стороне бухты, — он жестом указал в сторону мыса Куойлов. — Как птиц. С той поры его так и называли. — Подмигнул Куойлу, который думал, сможет ли он улыбнуться. Смог.

Рядом с окном другой мужчина слушал радио. Жирные волосы заложены за уши, близко посаженные глаза, усы. У него на столе лежал пакет с импортными финиками. Он встал, чтобы пожать руку Куойлу. Клетчатый галстук-бабочка и крысиного цвета пуловер. Британский акцент с трудом пробивался сквозь его кривой нос.

— Натбим, — сказал он. — Натбим Арктический. — Он поприветствовал Куойла салютом на манер героя старинного военного фильма.

— Это Натбим Б. Бъюфилд, — сказал Терт Кард, — ничтожный, мерзкий брит, изгнанный с негостеприимного побережья Ньюфаундленда еще год назад, но по-прежнему находящийся здесь. Кроме всего прочего, воображает, что он глава отдела международных новостей. Крадет истории из радиоэфира и переписывает их в своей сочной манере.

— Которые потом чертов незаконнорожденный Кард имеет наглость переделывать в соответствии со своими идиотскими представлениями о языке. Как он только что, черт его подери, сделал.

Новости Натбима заимствовались из коротковолнового вещания. Приемник шипел так, будто страдал от мигрени. Когда прием был хороший, он вещал тенором, а во время помех рычал и кашлял. Натбим возлежал на столе, почти прижавшись ухом к динамику, впитывая населявшие радиоэфир подвывающие иностранные голоса, и переделывал услышанное так, чтобы оно соответствовало его настроению на этот день. Рукоятка, регулировавшая громкость, отсутствовала, и он изменял ее с помощью кончика столового ножа, которым пользовался как отверткой. Его рабочее место даже пахло радио: пылью, жаром, металлом, деревом, электричеством и временем.

— Только ради того, чтобы защитить тебя от обвинений в плагиате, сынок.

Натбим горько рассмеялся.

— Я вижу, ты вернул себе самообладание, жук навозный. — Он оперся о Куойла. — Как же. Прекрасная защита от плагиата. Каждое предложение так забито ошибками и опечатками, что даже автор не в состоянии будет узнать свои собственные строки. Позвольте мне привести некоторые примеры. — Он покопался в папке и вытащил измятый лист. — Я прочту вам один из перлов его тарабарщины, просто для того, чтобы раскрыть ваши глаза на происходящее. Первой версией пойдет то, что написал я, а второй то, что вышло в газете. Статья начинается так: «Владельцы бирманской лесопилки и члены строительной корпорации города Рангун встречаются во вторник в Токио для обсуждения возможности слияния как способа развития внешнего и внутреннего рынка твердых пород тропической древесины». А вот что с этим сделал Кард: «Бурнусские пильщики и их хозяева связываются по рации в среду возле Токио, чтобы слиться и повысить цены на утопическую древесину». — Он откинулся на скрипучем стуле и выпустил страницу так, чтобы она упала в мусорную корзину.

Терт Кард почесал голову и посмотрел на ногти.

— Подумаешь, это с самого начала было не больше украденной из эфира байки, — сказал он.

— Ты находишь это забавным, Куойл, поэтому улыбаешься, — сказал Натбим. — Хоть ты и пытаешься спрятать улыбку за рукой, я все равно вижу. Подожди, он еще до тебя доберется. Я прочитал этот отрывок специально, чтобы ты знал, что тебя ждет впереди. «Древесина» станет «балясиной», «рыбак» судаком», а «Ирландия» «Исландией». И этому человеку Джек Баггит доверил нашу прозу! Не сомневаюсь, что ты задаешься вопросом: «Почему?», как это делал я многими темными и бессонными ночами. Джек говорит, что типаж Карда придает нашей газете юмористический оттенок. Он считает, что издавать его чушь лучше, чем печатать всякие кроссворды и головоломки.

Угол противоположного конца комнаты был выгорожен.

— Там офис Джека, — сказал Кард. — А вот твой уголок, Куойл, — за этими словами последовал широкий взмах рукой. Стол, половина шкафа с выдвижными ящиками, отпиленная верхушка которого была прикрыта фанерным квадратом, телефонный справочник 1983 года, выпущенный в Онтарио, и вращающееся кресло с одним подлокотником. Возле стола стояла лампа, из тех, что украшали вестибюли отелей в 1930-е, ее толстый красный шнур напоминал крысиный хвост, а вилка была просто устрашающих размеров.

— Что мне делать? — спросил Куойл. — Чем мистер Баггит хочет меня занять?

— Это может сказать только он сам. Он хочет, чтобы ты сидел спокойно и ждал, пока он вернется. Джек сам скажет тебе, чего хочет. Ты просто приходи каждое утро в офис, и однажды он тоже придет и все объяснит. Посмотри подшивку, познакомься с «Болтушкой». Поезди по округе и освойся со всеми четырьмя нашими дорогами. — Кард отвернулся и принялся что-то делать на компьютере.

— Мне надо ехать, — сказал Билли Притти. — Брать интервью у парнишки, который мастерит амулеты и всякие браслеты из раковых панцирей на экспорт в Гаити. Я возьму твой джип, Кард? У моего барахлит эмиссия. Жду, пока придут запчасти.

— Да ты всегда ждешь запчасти для своей колымаги. В общем, моя сегодня что-то не заводится. Сдохнуть может в любую минуту.

Билли повернулся к Натбиму.

— Я сегодня приехал на велосипеде. Хочешь — можешь взять, — сказал тот.

— Я лучше пешком пойду, чем буду ломать ноги на этой железке. — Он откашлялся и бросил взгляд на Куойла, но тот отвернулся и стал смотреть в окно. Ему было еще рано принимать участие в этих разборках.

— Ну что ж. Поработаю копытами. Подумаешь, не больше тридцати километров в один конец.

Спустя минуту они услышали, как он, ругаясь, взбирается на дребезжащий велосипед.

Через полчаса вышел Терт Кард, завел машину и спокойно уехал.

— Поехал напиваться, — приятным голосом прокомментировал Натбим. — Купит свой лотерейный билет и напьется. Обрати внимание: его машина заводится, только когда того хочет ее хозяин.

Куойл улыбнулся. Его рука метнулась к подбородку.

Остаток дня и недели он провел, пролистывая старый телефонный справочник и перечитывая подшивку «Болтушки».

Газета выходила на сорока четырех страницах тонкой бумаги. Шесть колонок, скромные заголовки, в 36 пунктов шли только хиты сезона, плотный, незнакомый шрифт без засечек. Очень мало новостей и поразительное количество рекламных объявлений.

Он никогда не видел столько рекламы сразу. Объявления толпились на обеих сторонах страницы, как ступеньки лестницы, а новости были втиснуты в пространство между рекламой, напоминающее формой вазу. Грубо выполненные объявления с минимальным количеством строк, заполняли мертвую середину. «Не