другой стороны: кто тот, кто не знает, откуда мы приходим и куда уходим? Кто тот, кто внезапно постигает, откуда он приходит и куда уходит? И кто тот, кто, созерцая эти слова, хлопает глазами, неспособный понять, и его живот ходит ходуном вверх-вниз, как будто огненную массу поместили в его сердце? Если вы хотите знать, просто присмотритесь к нему в той точке, где он неспособен понимать. Если вы сумеете распознать его, тогда вы узнаете, что рождение и смерть, несомненно, не имеют к нему никакого отношения.

Всякий раз, когда вы читаете писания или рассказы о древних досточтимых, вступивших на путь, и ваш ум не понимает отчетливо, и это сбивает с толку, подавляет, кажется безвкусным — словно вы грызете железный костыль, — значит, самое время приложить усилие; главное, вам нельзя сдаваться. Это место, где концептуальное знание не действует, куда мысль не добирается, где различение отрезано, а дорога рассудка уничтожена. Там, где вы всегда можете объяснить причины и применить различение... все это принадлежит к эмоциональному сознанию. Время от времени люди принимают этого вора за своего сына. Не дайте застигнуть себя врасплох!

Кажется, что Да Хуэй подходит совсем близко к истине, но каким-то образом снова и снова упускает ее. В этой сутре начальная часть чрезвычайно важна, потому что это не цитата. Он высказывается сам. И то, что он говорит, является одной из самых древних медитаций, которая помогла многим на пути к окончательному прибытию, к самой вершине их сознания. Откуда мы приходим, когда рождаемся? Это не нужно спрашивать вербально; вербально это бессмысленно, но если вы испытываете экзистенциально... Мы здесь; безусловно, мы должны прийти откуда-то, и, безусловно, мы уходим куда-то. Это абсолютно определенно — приход и уход. Если это становится чем-то наподобие жажды во всех фибрах вашего существа, если каждая клеточка внутри вас становится вопросительным знаком, тогда эта медитация работает.

Откуда мы приходим, когда рождаемся? Куда уходим после смерти? Если вы знаете, откуда мы приходим и куда уходим, то вас можно назвать учеником Будды.

Я не буду использовать слово студент; это слишком ординарно и соответствует лишь интеллектуальному подходу. Ученик использует все свое существо для приближения к высшим вопросам жизни. Ученик заинтересован только в осуществлении, а не просто в знаниях об этом. Студент заинтересован в знаниях об этом. А это очень разные интересы. Знания об этом — одна вещь, а знание этого — не об этом... Слово «об» означает вокруг да около, но никогда не в сути.

Я когда-то знал старика, Махатму Бхагвандина. Только двое людей считались в Индии Махатмами, великими душами: Махатма Ганди и Махатма Бхагвандин. Махатма Бхагвандин познакомился со мной чисто случайно, и он что-то почувствовал ко мне, поэтому всякий раз, когда он уезжал из моего города куда-то еще, он обычно останавливался у меня, хотя бы на один, два, три дня — сколько мог себе позволить.

Это был очень красивый старик; и я никогда не встречался с человеком, который превосходил бы его знаниями. Он казался просто ходячей Британской Энциклопедией. Что бы вы ни спросили — он знает. Я никогда не слышал, чтобы он произнес: «Я не знаю». И я убедился: то, что он говорит, всегда правильно — и это о самых странных вещах, к которым он не имел никакого отношения. Обычно я ходил с ним каждое утро на прогулку, и он рассказывал о латинских наименованиях деревьев. Он знал так много обо всем... как будто всю жизнь не занимался ничем, кроме сбора информации. Однажды я сказал Махатме Бхагвандину: «Вы знаете латинские названия всех деревьев, мимо которых мы проходим, но я не думаю, что вы знаете себя самого». Он был шокирован — но он был очень терпеливым человеком и попытался понять, почему я так сказал.

Я продолжал: «Вы похожи на ходячую Британскую Энциклопедию, но еще никто не слыхал, чтобы комплект Британской Энциклопедии стал просветленным; такое невозможно. Вы знаете все, но я подозреваю, что это способ избежать знания самого себя».

Он промолчал. Он не сказал ничего. Мы добрались домой, он принял ванну, а после ванны сказал: «Вы правы. Но подскажите мне, как забыть все это знание». Я сказал:

«Нет необходимости забывать его. Только не надо похваляться им, вытаскивая его снова и снова, рассказывая его людям. Не будьте эксгибиционистом, а всей той энергии, которую вы затрачиваете на сбор информации, достаточно, чтобы произвести трансформацию в вашей жизни.

Есть только два важных вопроса: Откуда вы приходите? Куда вы уходите? Почему эти два вопроса важны? — потому что они заставляют вас осознавать свое внутреннее существо, которое путешествует от рождения к рождению в новых жизнях. А раз уж вы стали внимательны к такому величайшему феномену в жизни — своему собственному существу, — тогда не имеет значения, знаете ли вы, что бы то ни было еще».

Потом многие годы у меня не было случая повидать его. Я проводил лекции в Нагпурском университете, и один человек, который знал меня и знал Махатму Бхагвандина, сказал мне: «Он здесь и он очень болен. Вероятнее всего, он не выживет». Сразу после лекции я бросился к нему. Я не мог поверить своим глазам! Я знал его очень здоровым человеком, и всего четыре или пять лет я не видел его. А теперь это был просто скелет, беспрерывно кашляющий. Даже разговаривать ему было трудно. Кашель мучил его продолжительными приступами... Во время разговора, посреди фразы, он мог надолго закашляться.

Я сказал: «Вам не нужно ничего говорить».

Но он настаивал: «Нет, я должен поговорить, потому что я уже не выживу, и я безмерно скорблю, что не смог сделать того, о чем вы говорили мне. А теперь я понял, что все мои знания были тщетными; они не помогают. Я умираю таким же невежественным, каким родился».

Я сказал:

«Это уже великое достижение — то, что вы умираете невинным и полностью осознающим, что знание бесполезно. А время все еще есть... потому что вы еще живы.

Это может продлиться несколько дней или, возможно, несколько месяцев... никто не знает. Почему вам не начать медитировать о том самом, что приближается с каждой минутой: Куда вы уходите? Откуда вы пришли? И кто есть вы?»

Он сказал со слезами на глазах: «Я сделаю это».

Я должен был уезжать, поэтому я оставил его. Всего через три дня он умер. Но его друг, Пунам Чандрика, который был с ним до конца, сообщил мне: «Вы будете чрезвычайно счастливы: он справился. Он умирал не кашляя, но смеясь». И это была его последняя весть мне: что он знает, откуда он пришел, куда уходит и кто этот путешествующий парень. Он узнал его. Он умер с огромной радостью. Во время своей смерти он сильно страдал, но он умер смеясь, улыбаясь. Тело страдало, и ум знал, что тело страдает, но благодаря тому, что он понял сокровенную свою сущность, это не имело никакого значения. Он знал теперь, что источник его жизни вечен.