Настала полная тишина.
Мгновение Хрущев глядел на то место, откуда исходил голос, потом сказал: «Товарищ, встаньте, пожалуйста, чтобы я мог разглядеть вас получше». Никто не вставал. Он снова сказал: «Встаньте, чтоб я мог видеть, кто задает этот вопрос».
Он просил три раза. Никто не встал и никто не задал вопрос снова. Он сказал: «Теперь вы понимаете, почему я молчал? Почему вы молчите? Потому что, если вы встанете, вам конец. Я молчал, потому что хотел жить».
Для создания равенства все человеческие ценности были уничтожены.
Нет... что касается людей — им необходима свобода, быть неравными, равная возможность быть неравными. Возможность должна быть предоставлена всем поровну, — но возможность для роста в своей уникальности, в своей собственной индивидуальности: короче говоря, возможность быть неравными, — но возможность равная для всех.
Только в тот день, когда люди станут просветленными, когда не будет ничего, кроме чистого сознания, станет возможен коммунизм; в противном случае такой день — это просто утопия.
Само слово «утопия» - весьма замечательно. Оно означает «то, чего нигде нет».
Только в просветлении есть возможность равенства, и для просветленного человека все существа — пусть даже они еще не просветленные — станут просветленными однажды. Так что всякое существо — всякое живое существо, до деревьев включительно, где бы ни была жизнь в любой форме, — все они на пути, движутся, развиваются, восходят. А цель одна и та же: стать пробужденными, стать абсолютной чистотой, сознанием, благодатью, экстазом. Так что это не болезнь — задать такой вопрос. Это совершенно естественное любопытство.
Я коммунист в том, что касается внутреннего, присущего человеку потенциала, и я не коммунист в том, что касается человеческой действительности. Человеку нужно представить всяческую поддержку, все возможности расти своим собственным способом. Навязанное равенство разрушительно, разрушительно для всего ценного. Должны быть большие деревья, высокие деревья, достигающие звезд, и должны быть небольшие кусты; вместе они обогащают сущее. Должны быть лотосы, должны быть розы и должны быть ноготки. Это разнообразие, различие, неравенство делает жизнь богаче, делает жизнь более живой и приятной. Только представьте, что каждый подвергнут пластической хирургии и теперь у всех один и тот же тип носа; у всех одинаковые носы! У всех один и тот же тип глаз, у всех один и тот же тип лица — это станет до того скучным, что люди будут ходить с закрытыми глазами, устав смотреть на одни и те же носы, одни и те же глаза, одни и те же лица. Это будет, возможно, самый адский мир. И прекрасно, что бывают длинные носы и короткие носы и что они и дальше появляются во всех размерах и формах.
Неравенство в человечестве является психологической истиной. Равенство есть духовная истина.
Не нужно путать. Собака имеет природу будды, точно как и всякий другой. Это не болезнь новичка, вступающего на путь. Это чисто человеческое любопытство — все ли живые существа обладают одним и тем же потенциалом к цветению в предельном экстазе, которого достигали только очень немногие люди — Гаутама Будда, Лао-цзы, Заратустра. Я считаю это абсолютно нормальным, никакой не болезнью.
Да Хуэй цитирует Гаутаму Будду, и это нуждается в каком-то объяснении, потому что иначе вы не поймете это. И я не думаю, что Да Хуэй понимает это, поскольку он не дает объяснений по этому поводу.
Он не поясняет, зачем понадобилось цитировать это изречение. Он просто-напросто швыряется именами, цитатами; это одна из стратегий интеллектуалов — продемонстрировать свою осведомленность. Но я не думаю, что он понимает хотя бы смысл этого, потому что это одна из наиболее трудных вещей для понимания.
Аристотель считается отцом западной логики. Его логика — простейшая логика: черное есть черное, белое есть белое; да значит да, нет, значит, нет. Все четко разделено. Это называется двухчастная логика. Гаутама Будда верил — и я думаю, что он обладает гораздо большим пониманием, чем Аристотель, — в трехчастную логику. Только если вы можете понять его трехчастную логику, лишь тогда это изречение становится ясным для вас. Например, если бы кто-то спросил Гаутаму Будду: «Существует ли Бог?» — в соответствии с трехчастной логикой он ответил бы: «Да, Бог существует. Нет, Бог не существует. И да, и нет: Бог существует, и Бога не существует». Логика Аристотеля двухчастна: либо Бог существует, либо Бога не существует. Тут нет и речи о третьей возможности — что оба ответа, возможно, верны.
В определенном смысле, под определенным углом зрения, можно говорить с абсолютной истинностью, что Бог существует, — например, если вы подразумеваете, что сущее разумно, что сущее не материально, что сущее, по сути, создано из сознания и даже материя является только формой спящего сознания — сознания в состоянии комы. Если вы можете подразумевать под Богом «универсальное сознание» — он существует. Но вы можете подразумевать под Богом «лицо, которое сотворило мир»; тогда Бога не существует.
Но ведь возможно представить Бога как сознание, и при этом не как творца, но как саму творческую функцию сущего. Все это зависит от нас и от того, что мы подразумеваем под Богом, потому что Бог лишь гипотеза, слово; смысл должен быть дан нами. Если Бог не творец и не личность, но сам феномен творчества и сознания, — тогда правильны оба утверждения: Бог существует и Бога не существует.
Это была трехчастная логика. И Гаутама Будда обязательно склонит будущий мир к трехчастной логике. Аристотель уже устарел. Но современник Гаутамы Будды, Махавира, пользуется семичастной логикой, и он будет окончательным победителем в том, что касается логики, потому что он учел все возможные альтернативы. Три альтернативы — это еще не все возможности.
Например, вот четвертая альтернатива Махавиры: возможно, Бога нет. И пятая: возможно, Бог существует и не может быть определен; он вводит неопределенность как пятую альтернативу. И шестая: возможно, Бог не существует и также не может быть определен. И седьмая: возможно, ничего не может быть сказано, только то, что это не может быть определено.
Он охватил все возможности и интерпретации. Даже Гаутама Будда избегал заходить так далеко; он оставался в разумных пределах. Теперь, возвращаясь к его изречению, вы можете понять его:
Три утверждения... это делает переживание более таинственным. Аристотель демистифицирует сущее. Делить его просто на жизнь и смерть, на день и ночь, на правильное и неправильное, на добро и зло, на бога и дьявола — все это немного по-детски, несколько недоразвито. Жизнь куда сложнее, чем это. Он берет только две крайности — и забывает середину.
Будда называл свой путь срединным путем, поэтому он должен был точно рассчитывать срединную точку, где противоположности встречаются, где противоречия растворяются друг в друге и делаются дополняющими. Тогда это становится трехчастной логикой: две крайние возможности и одна срединная, где крайности сходятся и сливаются в единстве. Его подход не только более мистичен, он также и более научен.
Современная физика приближается к Гаутаме Будде и совершенно отказывается от Аристотеля, а вместе с ним и от Евклидовой геометрии, поскольку она была побочным продуктом аристотелевой логики. Аристотель и Евклид господствовали на Западе две тысячи лет, но современная физика находит вещи более сложными, чем они полагали. Гаутама Будда, возможно, ближе к реальности, поскольку он выбрал более мистический подход. Он расширяет наше восприятие реальности.
Мое личное предчувствие таково, что, в конце концов, современной физике придется признать не только Гаутаму Будду, но и Махавиру, потому что его семичастная логика абсолютно завершена. Нельзя прибавить больше ничего. Не может быть восьмичастной логики; семью возможностями охвачено все. Ничего не упущено, все учтено; она всеобъемлюща.
Махавиру признали — причем ученые даже не знали, что они признают человека, который жил двадцать пять столетий назад, современника Гаутамы Будды, — признали потому, что он проповедовал теорию относительности. Махавира был первым человеком, проповедовавшим теорию относительности. Альберт Эйнштейн был бы чрезвычайно счастлив, если бы кто-то представил ему теорию относительности
