Следующие сутры показывают, что он не может дурачить, не может обманывать: Поскольку для него не существует места, будда — иллюзия. Внезапно то, что сияло в голубом небе, подобно яркому солнцу, становится иллюзорным. И даже природа осознания, то есть дхарма, становится иллюзорной.

Три мира — ад, земля и небеса, — двадцать пять состояний бытия, органы чувств, органы действий и сознание — совершенно пусты. Он не оставляет ничего, что являлось бы реальным. Тогда к кому же он обращается? Их уши иллюзорны, их глаза иллюзорны; точно то же и с самим Да Хуэем. Все чувства иллюзорны. Вид людей, с которыми он беседует, сам факт беседы... если все иллюзорно, то он просто безумен. Какой смысл писать эти сутры? Для кого он пишет эти сутры? И если все иллюзорно, то, как вы полагаете, бумага, на которой эти сутры написаны... только чернила и бумага реальны? — несмотря на то, что писавший человек был иллюзией?

Когда вы добираетесь до этой сферы, там нет места даже слову «будда».

Но это не делает будду иллюзорным, это только делает слово неприменимым. В таком опыте никакое слово не применимо. Все слова используются лишь для ориентировки. Когда человек становится пробужденным, он не может сказать ничего о своем опыте пробуждения. Это верно: там нет даже места для слова «будда».

Если даже слово «будда» не применимо, то где же тогда истинная таковость, природа будды, просветление или нирвана? А он вел речь об «этом деле» в начале сутр, где оно простиралось через все пространство. Вы не могли схватить его, потому что оно было слишком обширно, и вы не могли потерять его, потому что как вы потеряете его? Куда бы вы ни шли, вы найдете его. Вы в нем, вы есть оно.

Те утверждения были совершенно верными. Но теперь он говорит: Если даже слово «будда» не применимо, то где же тогда истинная таковость? Где же теперь великая идея истинной таковости, или природы будды, или просветления, или нирваны? Теперь все отрицается.

В этих небольших сутрах он проделал немалую работу! То, что он говорит в начале, и говорит очень ясно, он отрицает в конце. Это просто интеллектуальная гимнастика. Это верно, слово «будда» произвольно — не потому, что существование того, ради чего мы пользуемся словом «будда», иллюзорно, а потому, что переживание так велико, что даже слово «будда» не может вместить его.

Неверно, что опыт таковости иллюзорен; на самом деле это одна из величайших дисциплин осознания, создававшаяся в течение тысячелетий.

Если человек может высказывать, чувствовать и переживать природу таковости, татхаты, его не затронет страдание, его не затронет удовольствие, его не затронет неудача, его не затронет успех. Он просто скажет: «Таково положение дел. Так происходит в природе. Я — только свидетель. Вот успех проходит передо мной, подобно облаку. Скоро последует неудача, совсем как ночь следует за днем. Этот момент — удовольствие, скоро он принесет страдание, но я совершенно в стороне — они даже не касаются меня. Я за пределами их хватки».

Это один из величайших подходов к реальности, доступных пониманию человека: идея «таковости». А Да Хуэй называет это иллюзорным! — и тогда выходит, что и просветление иллюзорно, и природа будды иллюзорна, и нирвана иллюзорна. Нужно спросить Да Хуэя: как же ты можешь называть что-то иллюзорным, если в сущем нет хоть чего-нибудь реального; с чем же тогда сравнивать?

Вы можете назвать что-то иллюзорным только благодаря тому, что что-то другое реально. Но если нет ничего реального, тогда нет и ничего иллюзорного тоже. Они должны существовать вместе. Он не говорит о том, что реально; фактически, все великое и реальное он называет иллюзорным. Что же теперь реально? Если же он говорит, что не бывает ничего реального, тогда он не имеет права называть что-нибудь иллюзорным.

Так великий Фу сказал: «Опасаясь, что люди воспримут все как аннигиляцию, мы временно устанавливаем пустые наименования».

Он продолжает цитирование просветленных людей без контекста. То, что сказал великий мастер Фу, не означает того, что желает этим сказать Да Хуэй. Он вкладывает это в контекст: он называет все иллюзорным — просветление, буддовость, таковость, нирвану, — а потом цитирует мастера Фу: опасаясь, что люди воспримут все как аннигиляцию, если им сказать, что все иллюзорно...

Вот почему будды не говорили такого. Они для того и говорили о просветлении, таковости, природе будды и нирване, чтобы люди не восприняли это как тотальный негативизм, абсолютную пустоту, аннигиляцию.

Мы временно устанавливаем пустые наименования.

Все эти наименования пусты, но подразумевает Фу совершенно другое. Того, что Да Хуэй желает приписать ему, он не подразумевает.

Он говорит: «Мы даем временные, пустые названия — но эти пустые названия даются реалиям, а не иллюзиям. Они условные и пустые, потому что не могут вместить безбрежной реальности нирваны, просветления, таковости, природы будды. И лишь для того, чтобы дать небольшую подсказку, мы используем условные, пустые названия».

Но когда человек приходит к переживанию сам, он становится способным увидеть, что все названия были только временными.

Сказать им с самого начала, что все иллюзорно... Они уже и так в страдании, в глубоком мучении, а он говорит им, что нет возможности выбраться из этого, потому что все, что могло бы вывести их за пределы, — иллюзорно! Но самое странное то, что он не называет иллюзорным человеческое страдание: ведь их печаль иллюзорна, их эго иллюзорно, их интеллект иллюзорен, их ум иллюзорен — а он не упоминает об этом.

А если все поистине иллюзорно, тогда чего бояться? Если иллюзорные люди боятся, что в этом плохого? Люди не существуют — так пускай они боятся! Несуществующие люди опасаются аннигиляции; их же и так уже нет — какая еще аннигиляция может случиться с ними?

Нет, люди таки реальны, хотя их представление о самих себе не реально. Они должны найти свою подлинную реальность, и эта подлинная реальность так огромна, что нам приходится давать ей временные наименования — временные, потому что, когда вы достигли ее, вы видите, что эти наименования были просто утилитарными. Они не определяют и не ограничивают переживание. Вот что подразумевал мастер Фу, когда сказал: Мы временно устанавливаем пустые наименования.

Но если нет никого, если мастер Фу иллюзорен, а люди, о которых он заботится — и которые, возможно, опасаются аннигиляции, — не существуют, тогда в чем проблема? Все решено: не нужно никакой проповеди, не нужно никаких писаний, не нужно никакой медитации, не нужно выходить за пределы своего мучения, тревоги, страдания. Вас самих не существует; как же вы можете быть несчастными? Неужели вы слыхали, чтобы кто-то, кого не существует, очень сильно беспокоился, что кто-то другой, кого никогда не существовало, страдает от мигрени? Сама эта идея очень глупа.

Весь метод Да Хуэя состоит в том, чтобы собрать все великие утверждения от разных мастеров, скомпилировать их и создать обманчивое впечатление у людей, что он сам просветленный. Но до просветления здесь далеко.

Он живет в очень ложном состоянии. Он обманывает других, но это не так уж важно; он обманывает себя. И так обстоит дело не только с Да Хуэем; все то же самое можно сказать о девяноста девяти процентах так называемых религиозных писаний.

Я говорю обо всем этом вздоре, чтобы дать вам осознать: когда вам опять повстречается такого же рода вздор, где бы то ни было еще — остерегайтесь! Не попадитесь на него. Просветленных людей так почитали, что интеллектуалы испытывали огромную зависть и пытались всеми способами имитировать изречения просветленных людей. Есть тысячи трактатов, созданных интеллектуальными людьми, — и они достаточно талантливы. У них есть проницательность, логика, здравомыслие... они могут обмануть миллионы людей без малейшего усилия.

Да Хуэй обманул даже китайского императора, который удостоил его титулом: «Великий дзэнский

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату