— По моей стороне. Ну что я тебе скажу, Игорек, повезло! Я же тебе говорил: жизнь у меня будет долгая, и мина эта точно была не наша, не мне предназначалась.

— Ты что фаталист?

— Нет, оптимист и реалист. Я уверен в своей счастливой звезде, мне не суждено сгинуть в этой «вонючей дыре».

— Может, за тебя подержаться, чтобы часть твоей удачи и счастья перешла на меня? — спросил Игорь.

— Ладно, подержись, нет, лучше я за тебя, а то ноги затекли и не гнутся.

— Товарищ старший лейтенант! Тут такое дело… Как бы это… Ну, вообщем… — К нам подошел Дубино и смущенно стал переминаться с ноги на ногу, не зная, как начать доклад.

— Короче, Васька, что случилось? — перебил я его невнятное вступление.

— Тетрадзе потерял подствольник, — с тяжелым выдохом вымолвил, как рубанул, зам. комвзвод.

— Вместе с автоматом? — осторожно поинтересовался я.

— Та ни, с вещмешком.

— Уф-ф-ф… Немного лучше…

— А почему он был в мешке, а не на стволе? — зарычал шокированный Игорь.

— Не знаю. Я етой чурке гаварыл, ня клади, ня сымай. Урода хренова! — ответил сержант.

— Сюда его, быстро! — хрипло выдохнул Игорь и громко заматерился..

Солдат, понуро опустив голову, приблизился к нам, подталкиваемый сержантом, и молча встал, шмыгая носом.

— Тетрадзе, где подствольник? — спросил взводный.

— Не зналь. Я спаль, он упаль, машина качаль, был пыл, всюду пыл, нэ видана ничего.

— Пыл, был, упал. Идиот!!! Я же приказал: гранатометы не отстегивать! — закричал разъяренный Игорь.

— Тяжело, автомат тяжело… Она упал с машины.

— Кто она? — удивился теперь уже я.

— Мешок.

— А ты почему не упал? — спросил Марасканов.

— Я за автомат держаль… А вы хотель, чтоб я упаль?

— Хотель! Очень хотель! Лучше бы ты за вещмешок держался. Тетрадзе, ну почему ты служишь в моем взводе? Тупой, самый тупой! — простонал как от зубной боли Игорь.

— Я нэ тупой…

— Ты идиот! Ты самый тупой грузин! Ты самый тупой из грузин в Грузии! Нет! Ты самый тупой в мире грузин!!! Даже не в мире, а во всей Вселенной самый тупой грузин! — прокричал Игорь.

Солдат удивленно и испуганно слушал эту тираду.

— И он говорит: я не тупой… Нет! Ну скажи, Тетрадзе, почему все более или менее нормальные настоящие грузины откупились от армии и дома сидят, а тебя призвали, да ты еще и в Афган попал. Да еще к нам в роту и в довершение всех бед в мой взвод? Тетрадзе, уйди с глаз моих долой. У-у!!! — завыл в бессильной злобе старший лейтенант.

На Марасканова было страшно глядеть. Вся боль и тоска отразились на его лице.

— Тебе плохо, Игорь? Что с тобой? — крикнул я и затормошил его плечи.

— Ничего, пройдет. Ох, и хреново же мне! Как говорится, пришла беда — отворяй ворота. Движок БМП стуканул, нога болит, а теперь еще и этот Тетрадзе. Убил бы собственными руками. Вот чертова ходячая контузия! Тупость грузинская!

Комбат вышагивал вдоль строя роты, посылая проклятия на нас, бестолковых и безмозглых юнцов.

— Солдаты и сержанты свободны, остаться только командирам. Федарович, ты куда? — одернул прапорщика Подорожник.

— Дык, ведь я не командир, я техник роты, — ответил техник.

— А именно про тебя отдельный разговор. Начнем с тебя. Вышло восемь машин, в строю осталось пять, это что — вредительство? Чем вы занимаетесь в полку?

— Почему пять, все восемь в строю. Все исправны.

— Как это исправны? У одной движок стуканул, у другой коробка, у третьей главный фрикцион. Что по щучьему велению исправились?

— Нет, вот этими золотыми руками, с мозолями, исправлено, — и Тимоха протянул Василию Иванычу черные с въевшимся маслом и мазутом костлявые ладони.

— И движок?

— Да, заменили. Так точно!

— Откуда он взялся?

— По старой дружбе в армейской мастерской достал. Начальник бронетанковой службы армии был когда-то моим зампотехом батальона.

— Ну ладно, с тобой майор Ильичев разбирется. Ты, Бодунов, тоже свободен, поговорим с офицерами.

Когда прапорщики отошли подальше, комбат, нервно шевеля усами, принялся орать и брызгать на нас слюной.

— Это развал, катастрофа! Что с ротой случилось? Во что вы ее превратили? Еще и подствольник потерян! Как это случилось?

— Этот болван, Тетрадзе, полгода сидел в полку дневальным после теплового удара, и вот взяли в рейд на свою голову! — попытался вступиться за Игоря Марасканова ротный.

— Вы не способны управлять ротой! — рычал Подорожник прямо в лицо Сбитневу, от чего тот стал бледнее снега. — А воспитательная работа, замполит, запущена до предела. Разгоню всех к чертовой матери и бывших десантников и недесантников.

— А при чем здесь это? — попробовал возразить Марасканов.

— Молчать! Бездельники! Убийцы! Вам людей доверить нельзя, вы же их всех угробите! Такую прекрасную роту загубили! Что происходит? Когда этот развал прекратится? Техник — пьяница, командиры взводов — бездельники, замполит — разгильдяй! — бесновался комбат.

— Кто пьяница? Вы меня ловили? — возмутился сизоносый Федарович, который отошел лишь на пять шагов в сторону и все время прислушивался.

От него и, правда, метра на три несло перегаром. Багровое лицо вызывало желание прикурить от него сигарету или зажечь спичку. Техник продолжал распаляться.

— С-c-свое дело я знаю отлично, я мастер! — начал заикаться от волнения Тимофей.

— В полку с тебя, мастер, и с других виновных за выведенный из строя двигатель высчитаем. Хватит в бирюльки играть, что ни технарь, то алкоголик, всех на суд чести отправлю!

Стоявший рядом зампотех батальона Ильичев нервно дышал в сторону и хмурился. Было заметно, что тема разговора ему совершенно не нравится, но он не перебивал Подорожника. Комбат же очень уважал этого старого майора и никогда не мешал его образу жизни.

— А за что высчитаете? У меня новый формуляр, все будет оформлено по закону, никаких претензий не будет со стороны бронетанковой службы. Агрегаты установлены, как родные. Какие начеты? Не будет никаких начетов, — продолжал кипятиться прапорщик.

— Разберемся в полку, идите, товарищ прапорщик. Все прапорщики свободны, уходите от греха подальше! Принимаемся за офицерский состав. Где подствольный гранатомет? Молчите? Почему он был в мешке? Почему на машине вашего взвода движок загублен? Работать надо! Это все ваше комсомольское прошлое, товарищ Марасканов. Взводом командовать и воевать — это не на комсомольских собраниях болтать!

— Да что вы все тычете мне этим комсомолом? Я, между прочим, за время службы в десантной роте и спецназе много «духов» завалил, а вы только и знаете — форма, порядок, комсомол… Привыкли тут к