усилился. Ну, он опять поправляется: бандита, полковника Павловского! Зрительный зал грохнул хохотом. Минут десять гомерический смех не смолкал, народ радовался от души. Павловский резко встал, багровый как закат солнца. Стул упал, стол отлетел далеко вперед. Он громко выругался, не глядя ни на кого, вышел из Дома офицеров. Тут же объявил построение дивизии, рвал и метал, а как орал, как орал! А вся дивизия — счастлива! В общем, фильм после выступления артиста смотрели только жены и дети, а мы топтались на плацу. Но после этого самый последний солдат в гарнизоне знал кличку комдива — Белобандит.

Я долго смеялся байке, от души, до боли в животе. Комдив был и, правда, отменный хам и грубиян. Нашу группу курсантов-стажеров встретил с ходу матами и угрозами разогнать всех к чертовой матери. Народ в дивизии старался обходить его стороной, и если где-то территория обезлюдела, значит, там идет Павловский.

— Хорошо, Игорь, что-нибудь, придумаем будешь старшим прапором! — пообещал я.

После прохождения техники мимо Алихейля я вновь перебрался на машину к Марасканову. Бронемашина была плотно облеплена пропыленными солдатами. Мое любимое место на башне свободно, и я улегся, положив ноги на пушку и накрыв лицо капюшоном. Клубящаяся пыль окутала ущелье, местные племена стояли вдоль дороги и напряженно вглядывались в наш гремящий и рычащий караван. Бронемашина, будто маленький корабль, медленно плыла в пыльной дымке, словно в тумане. Ногами на «ребристом» листе лежал и перекатывался с боку на бок Якубов-большой. Дубино дремал позади механика, в башне храпели Савченко и сержант Фадеев. По бортам, держась за автоматы, спали с одной стороны Тетрадзе и Уразбаев, а с другой — Якубов-маленький и Свекольников. Марасканов ругался о чем-то с комбатом, но доказать свою правоту никак не мог.

— Что он хочет? — спросил я, наклоняясь к Игорю.

— Возмущается, что я его бросил и не охраняю.

— Как бросил, его в этом потоке искать все равно, что иголку в стоге сена. Он где-то впереди колонны «Градов» и «Ураганов», а мы сзади. Попробуй их обгони, если эти «монстры» всю дорогу занимают.

— Подорожник вперед рванул, а я его ждал, не двигался, думал, он где-то рядом стоит.

— А зачем ему охрана? Там с ним две БМП связистов, да и он же не один как перст, а рядом идет целая армия, — удивился я.

— Вот придрался и все тут. Он давно меня невзлюбил. Помнишь, еще на стрельбище я его перестрелял на двенадцать очков, а он себя первым снайпером считает в полку, — ответил старший лейтенант.

— Это когда на усы стреляли?

— Ну да.

— Помню, с тех пор я уже месяц не имею право носить усы. Комбату надоели жидкие и жалкие усики отдельных командиров.

Мои также попали в этот список. Василий Иванович объявил, что только тот, кто отстреляет из АК-74, как он или лучше, может красоваться с этим предметом мужской гордости.

Я и Афоня набрали на двенадцать очков меньше, Ветишин бил еще хуже, Острогину, как безусому, было наплевать, но он показал одинаковый результат с Иванычем. Грымов на два очка меньше, а Арамов и Пыж на одно. Мелещенко, Луковкин выбили меньше пятидесяти… В итоге с усами остались Марасканов и не стрелявший заменщик Айзенберг. Сбрили свои густые усы даже Артюхин и начштаба Шонин! На радость комбату…

— Откуда бывший «комсомол» так хорошо стреляет? — поинтересовался тогда у Игоря майор Подорожник.

— Разрядник по полевой стрельбе в упражнении «бегущий кабан», — ответил Игорь.

— Ну! То есть, если запустить в поле Соловья или Берендея, результат будет еще выше? Все пули попадут в цель? — хмыкнул комбат.

— Так точно! В нашем училище огневая подготовка была на высоком уровне. Правда, Семен Николаевич? — обратился Марасканов за поддержкой к Лонгинову.

— Ты прав, Игорь, самое лучшее училище по стрельбе среди общевойсковых.

— Но-но, ленинградцы, не забывайтесь! Вы говорите с выпускником Ташкентского училища, можем поспорить, правда, Арамов?

— Так точно! — ответил Бохадыр, преданно глядя в глаза шефу.

— Вот так-то, наше училище выпускает только орлов! Даже не пытайтесь убедить меня в превосходстве вашей болотной столицы над нами, нарветесь на неприятность, товарищ Марасканов.

С той поры Подорожник и заимел большой зуб на Игорешу, от зависти, наверное…

— Ну что вы ругаетесь? Что ему надо? Никак не успокоится! — возмутился я непрекращающейся перепалке.

— Ник, комбат пытается определить наше местонахождение, где и за кем идем. Говорю, впереди два наливняка, бензовоз, сзади два «кунга». Черт его знает, чья это техника.

— Орешь, совсем не даешь уснуть. Пойду-ка я в десант кемарить, может, удастся задремать.

— Не боишься подрыва? — задумчиво посмотрел на меня Игорь.

— Ну какой подрыв, если впереди ползут, как стадо слонов, и «Ураганы», и танки, и тягачи. Все будет нормально.

— А выстрел из гранатомета в борт?

— Нет, мне нагадали долгую жизнь. Не будет никакого выстрела. Радуйся, Игорь, что едешь со мной. Это значит, я помощник твоего ангела-хранителя. Довезу до самого Союза.

— Ох, сумасшедший! Псих! Если что-то случится, я за тебя отвечай потом, — возмутился Марасканов.

— Чего? Это ты за меня несешь ответственность? Я работаю на боевых за замполита батальона! Следовательно, за меня отвечает майор Подорожник. Так-то вот.

— Ну, если Подорожник, то иди, спи. Одна радость будет: от твоего ранения вдуют комбата, а не меня.

— Вот-вот. Сиди, жди и желай подрыва. В полночь можем поменяться местами, — предложил я.

— Пошел ты к черту. Не хочешь жить — рискуй.

Я с трудом заснул в душной «жестяной коробке», а часа через три проснулся от раздавшегося недалеко взрыва. БМП притормозила, я попытался открыть десант изнутри, но ручка не поддавалась. Вот черт! Действительно, стальная ловушка. Сверху ящики и бойцы, верхний люк не открыть, а у заднего люка защелку заклинило. Я покричал, просунул руку сквозь щель между башней и десантным отделением и толкнул наводчика-оператора.

— Я вас слушаю, — откликнулся солдат.

— Открой дверь, заклинило ручку. Изнутри не получается.

— Да-да, сейчас, как только остановимся.

Мы все не останавливались, и я вновь задремал, да и боец, видимо, заснул.

Утреннее солнце внезапно брызнуло внутрь машины. Кошмарное неприятное пробуждение. Снилось что-то нехорошее, голова шумела, и меня качало так, что трудно было стоять на ногах.

— Черт побери! Оператор! Ты где? Почему раньше не открыл люк? — рявкнул я, покачиваясь на ватных ногах.

— Почему не открыл, почему не открыл. Ты радуйся, что своими ногами из машины выходишь. Смотри, что впереди творится, — закричал Игорь Марасканов.

Мы осторожно обошли свою бронемашину, следующий за нами бензовоз оказался с оторванным колесом и волочащимся по земле задним мостом. Подорванный автомобиль тащил на сцепке тягач, и вырванная ось вспахивала землю, словно плугом.

— Однако… — вздохнул я.

— Вот-вот! А могло бы и нам достаться. По какому борту мина «итальянка» била? — насмешливо спросил Игорь.