И шофер тоже скорей всего был коммунистом.

Такое предположение слегка смутило Агату. Ни отец, ни она сама никогда не проявляли интереса к тому, что называлось политикой. О коммунистах ей как-то рассказывал Аксель. В его освещении это были люди, с которыми лучше не связываться. Но после того разговора и сам Аксель показал себя человеком, с которым тоже лучше не связываться. Все это было очень сложно. В других условиях, при других обстоятельствах Агата, пожалуй, не рискнула бы на поездку, которая привела ее сегодня сюда. Но шофер сказал, что коммунисты помогут ей найти Франца… Ах, если бы это им удалось!

— Девушка, — не знаю вашего имени, — прошу за мной! — Шофер открыл дверцу машины и глядел, улыбаясь. — На наше счастье, мой друг Эрик оказался дома.

— Меня зовут Агата, — просто ответила девушка. Опершись на протянутую руку, она легко выпрыгнула из машины.

Товарищ, которого шофер так фамильярно назвал Эриком, годился этому парню в отцы. Это был крепкий плечистый человек, давно перешагнувший за пятьдесят. Красная с синим клетчатая рубаха навыпуск, распахнутая на загорелой груди, делала его похожим на отставного тренера, а выцветшие голубовато-серые брюки из «чертовой кожи» являлись несомненно частью спецовки грузчика. Правая рука этого человека до локтя была обмотана бинтом. Он радушно протянул Агате левую.

— Здравствуйте, — сказал Эрик низким, словно слегка простуженным голосом. Такой голос бывает у людей, которым приходится громко разговаривать на ветру. — Располагайтесь поудобнее и повторите все, что вы уже сообщили Ивенсу, то есть ему. — Поймав вопросительный взгляд Агаты, он кивнул в сторону шофера.

Эрик придвинул Агате стул и случайно задел спинку забинтованной рукой. Приветливое лицо его на секунду исказилось болезненной гримасой.

— Вы больны… а я со своим делом… так некстати, — смущенно пробормотала Агата.

— Ошибаетесь, — степенно возразил Эрик. — Ящик, который вчера упал мне на руку, как видите, упал именно кстати. Если б не он, вы бы не застали меня сегодня дома. — Он придвинул второй стул и сел рядом с Агатой. — Ну, выкладывайте все, как на духу… Тут вы можете чувствовать себя спокойно.

Уверенное и вместе с тем тактичное, уважительное отношение странным образом подействовало на Агату. Она сразу почувствовала себя так, словно находилась среди давних и добрых друзей. Неторопливо и обстоятельно девушка принялась рассказывать Эрику всю историю своего знакомства с господином Антоном, начиная с того апрельского вечера, когда она впервые приехала на виллу. Эрик внимательно слушал, отведя взгляд в сторону, чтобы не смущать рассказчицу. Ивенс, тот, напротив, опершись рукой на стол, не сводил глаз с Агаты и в такт ее речи временами кивал головой, словно мысленно сверяя ее теперешний рассказ с тем, что уже слышал в машине.

Описав свое последнее свидание с господином Антоном, Агата умолкла.

— Ну что ж! Дело совершенно ясное, — после некоторого молчания произнес Эрик. — Этот господин — один из тех, кто под крылышком нашего правительства занимается шпионской деятельностью против Советской России. Правда, господа социал-демократы из правящей партии так же, как и их друзья консерваторы, клянутся, что им о подобной деятельности ничего неизвестно. Но мы внесем запрос в риксдаг, сообщим адрес этого типа, и они будут вынуждены нам ответить. Мы потребуем ответа!

— А как же Франц? — робко промолвила Агата. Судьба Франца — это было то главное, ради чего она приехала сюда.

Эрик провел здоровой рукой по лицу, сгоняя набежавшую тень.

— Боюсь, девушка, как бы с ним не случилось чего плохого… Люди той породы, к которой принадлежит ваш бывший хозяин, не любят лишних свидетелей. Счастье еще, что вы отделались так легко.

— Если господин Антон причинит Францу какую-нибудь неприятность, — Агата побоялась произнести слово «убьет», — то я ему отомщу… Еще сама не знаю как, но отомщу непременно!

— Месть — чувство, недостойное борца, — спокойно сказал Эрик. — Направленная против изверга- одиночки, она, к сожалению, ничего или почти ничего не даст для общего дела… А главное — это общее дело. Дело, ради которого мы живем, за которое боремся!

— Боюсь, что борца из меня не получится, — с грустной улыбкой сказала Агата.

— Получится! — уверенно воскликнул молчавший все это время Ивенс. — Надо только хорошенько захотеть… Для начала мы вам найдем работу переводчицы. Хотите быть переводчицей у нас?

— Я должна прежде посоветоваться с отцом, — робко возразила Агата.

— Да, кстати, а кто ваш отец? — спросил Эрик.

— Капитан Эриксон.

— Не тот, что ходил на старушке «Агнессе»?

— Да.

— Ах старая уключина! Какую дочку красавицу вырастил!

— Вы знаете моего отца?

— Я с ним когда-то вместе плавал. Передайте ему привет от Эрика Тронхейма. Он сразу вспомнит… И скорее возвращайтесь к нам. Придете?

Агата вдруг почувствовала себя сильной-сильной.

— Непременно приду!

— А вашего Франца мы будем искать, — сказал Ивенс. — Был бы он только жив.

— Был бы он только жив… — машинально повторила Агата. Она опять стала грустной.

Прошло пять дней. Франц так и не показывался. Агата узнала у отца адрес Акселя и поехала к нему — может быть, он что-нибудь знает о судьбе Франца? Соседи сказали, что господина Акселя нет дома.

А на шестой день рыбаки, промышлявшие в шхерах, заметили труп молодого человека в кожаной куртке, прибитый к одному из мелких островков. Затылок утопленника был проломлен.

— Сорвался с утеса, — предположил один из рыбаков.

— А может, столкнули? — сказал другой.

Никаких документов при утопленнике не оказалось. Только в одном из его карманов рыбаки нашли маленький, похожий на игрушку, компас. Морская вода не попала внутрь. Компас взяли в руки, стрелка качнулась и застыла, как всегда.

По странной случайности лодка в это время занимала такое положение относительно берега, что северный конец стрелки показывал прямо на виллу господина Антона.

Впрочем, это длилось не более двух-трех секунд.

Пароход «Панама» стоял в Амстердамском порту. Ветреный августовский день был на исходе. Как правило, оживление на всех судах, стоявших под погрузкой, к вечеру прекращалось. Но на борту «Панамы» не умолкали веселые голоса матросов, слышался скрип судовых лебедок, над раскрытыми трюмами в сине- сером небе проплывали черные ажурные тени подъемных кранов…

Из Амстердама пароход направлялся в один из портов Советской Прибалтики. А для команды каждый рейс в эту страну был радостным событием. Среди моряков судна насчитывалось немало голландцев — они помнили о бескорыстной материальной помощи, которую оказал Советский Союз их родине, пострадавшей от наводнения; на устах у многих были воспоминания о героическом экипаже судна «Смоленск», который во время страшного шторма 1951 года спасал в Северном море гибнущие суда. Даже те, кто не питал особых симпатий к Советской стране, были довольны предстоящим рейсом: они знали, что в том порту, куда они идут, «Панаму» не задержат под разгрузкой, там работать умеют.

Капитан тоже имел все основания быть довольным: в советском порту не надо давать взяток местному начальству за то, чтобы твое судно поскорее обработали.

Но капитан хмурился. Он сидел в своей каюте в обществе полного, седого как лунь человека с широким лицом и прищуренными бегающими глазами. Капитан в третий или четвертый раз прочитал письмо, которое передал ему этот человек от имени владельцев парохода «Панама». Потом, пожав плечами в знак примирения с жестокой необходимостью, послал одного из матросов за судовым буфетчиком. Когда тот явился, знаком пригласил его сесть и, не глядя в глаза, проговорил хмуро:

— Ты знаешь, Дан, что мы проплавали вместе с тобою десять лет.