кого не вызывали подозрений. Длинноногая инструкторша встречала Алика обворожительной, всепонимающей улыбкой и, с появлением Аракелова, молча покидала кабинет, предоставляя им возможность поговорить с глазу на глаз.

Не забыли об Алике и опекуны-уголовнички, время от времени навещали его, оставляли кое-какие вещички для присмотра, иногда ночевали. Круг знакомых в этой среде ширился. В их акциях Алик участия не принимал, но был задействован на подготовительной стадии. К этому времени он работал главным механиком ремонтных мастерских, устроил к себе на работу пару умельцев, которые во внеурочное время наладили выпуск всего необходимого для ночного промысла, вплоть до оружия. Его кореша подламывали магазины, совершали налеты на инкассаторов, опустошали кассы заводов и рудников. К 1983 году вся преступная сеть региона была Севостьянову известна. Стоило избавиться от главарей, и управление можно было брать в свои руки. Доверие паханов к Алику окончательно укрепилось, когда он указал на человека, внедренного в одну из банд Аракеловым. Агента зарезали следующей же ночью, а труп утопили в болотной трясине.

За донос о готовящемся налете на кассиров шахтоуправления Севостьянов получил благодарность и толстый конверт из рук самого заместителя начальника УКГБ.

Вскоре встречи у очаровательной инструкторши Киреевой прекратились — Эдика Аракелова куда-то перевели. Привыкший к прикрытию с обеих сторон Севостьянов засуетился и начал потихоньку сворачиваться: продал машину, уволился с работы и поменял квартиру на Москву, благо за доплатой дело не стало.

Когда в стране начались большие перемены, Севостьянов уверовал, что о нем забыли. Десять килограммов золота, пригоршня камушков да восемьсот тысяч наличными вселяли уверенность в завтрашнем дне. Он обзавелся клиентурой в среде московских перекупщиков, купил несколько киосков, наложил лапу на ювелирные и часовые мастерские северной окраины столицы. Однако скоро — скорее, чем успел набрать запланированный вес, — ему дали понять, что он далеко не самый крутой из московских деловаров. Если бы оборот Севостьянова был поменьше, его попросту прижал бы рэкет, но стабильное положение и хватка заставили Пименова присмотреться к новоявленному бизнесмену поближе.

Пименов к тому времени имел то, чего не было у Севостьянова: зарубежные связи и высоких покровителей. Без этого удержаться в мире подпольного бизнеса немыслимо. Взвесив все «за» и «против», Севостьянов согласился на альянс. Он терял при этом относительную самостоятельность и значительную часть дохода, зато обретал надежную «крышу». Такое положение гарантировало безопасность, а потому вполне его устраивало.

О своем обязательстве сотрудничать с органами он почти забыл. За прошедшие годы они не напоминали о себе ни разу, сменив аббревиатуру КГБ на ФСК. После августовского путча девяносто первого последовали кадровые перестановки, и у Севостьянова не без оснований появилась надежда, что вместе с отслужившими свое сотрудниками без следа исчезли и списки агентуры.

Все улеглось. Севостьянов стал правой рукой Пименова, знал не только обо всех акционерах, но и о счетах шефа за границей. Не все члены попечительского совета были довольны Язоном, и об этом в последнее время недвусмысленно давали понять Севостьянову. Пережимал шеф и в отношении подопечных. Хотя они о своих настроениях предпочитали не распространяться, чувствовалось, что близятся перестановки.

Поначалу Пименов скрывал, что у него появилась любовница. Но шила в мешке не утаишь. Вскоре он представил Светлану узкому кругу на загородном пикнике.

Севостьянов не сразу узнал в ней инструкторшу райкома Кирееву. Да и она ничем не обнаружила давнего знакомства — в первое время самому Севостьянову было неясно, узнала ли она его через двенадцать лет.

Оказалось, узнала. Через месяц сама его нашла — явилась поздно вечером прямо на квартиру.

— Как живешь, стукач?

— О чем это вы?

— Брось притворяться. Привет тебе от Эдика Аракелова.

У Севостьянова внутри все оборвалось: внедрена! Дело завалит! Его погубит!..

— Не бойся. Мне на ваши игры наплевать. Я один раз жить собираюсь, другого не предвидится.

Баба оказалась не промах. Нет, она не спешила сообщить о его давних связях с органами Язону (что для Севостьянова означало бы смертный приговор — шеф не стал бы собирать доказательства того, что он давно не является сексотом). Поначалу ей нужно было не очень много — всего пара тысяч на карманные расходы. Эта женщина не очень-то рассчитывала на Язона и хотела оставаться самостоятельной, независимо от того, как пойдут дела у престарелого любовника. Севостьянов рад был отделаться от нее, уплатив за молчание пустяковую сумму, да не тут-то было: через неделю она появилась вновь. Сейчас ей не хватало десяти тысяч на «хонду». Еще через месяц Севостьянову пришлось купить ей квартиру в центре. Он платил, зная, что в случае разоблачения потеряет все. Аппетиты у дамочки, дважды успевшей поменять фамилию со времен своей комсомольской юности, были акульи, поборам не предвиделось конца.

Засветка некоторых каналов и потеря партии груза, организованные продажным Махровым, стали праздником на ее улице. Теперь достаточно было намека на прошлое Севостьянова, и Язон с полным для попечителей основанием устранил бы наступавшего на пятки заместителя. Эта комсомольская путана была отлично осведомлена о делах фирмы, а потому накануне сходки навестила Севостьянова в четвертый раз и потребовала открыть на ее имя счет в одном из скандинавских банков.

«Уж не у нее ли находится подписанная мною бумага о добровольном сотрудничестве с КГБ?» — осенило Севостьянова. В том, что она спала с Аракеловым, он и тогда не сомневался.

Перспектива проработать остаток жизни на любовницу шефа его не устраивала. Первой мыслью было — избавиться от нее навсегда, устранить физически. Для этого он располагал и опытом в подобных делах, и надежными исполнителями — взять того же Чалого. Вызывала опасения надменная уверенность, которой веяло от этой шлюхи. Что, если она располагает чем-то большим, нежели устные заверения в его причастности к органам? Тогда его достанут и после ее смерти. Кто-то за ней определенно стоял и наверняка в мире подпольного бизнеса значил больше Язона. Соваться же в воду, не зная броду, Севостьянов не привык. Среди заинтересованных в нем людей он снискал репутацию человека, способного не только выходить сухим из воды, но и извлекать выгоду из пиковых ситуаций. На том и стоял.

«Или вы уберете иуду, или я уберу всех вас. Вы меня знаете», — сказал Язон на совете. Ни у кого не возникало сомнения, что он приведет угрозу в исполнение и, если потребует дело, сумеет побороть в себе привязанность к тридцатипятилетней бабенке. Достаточно было зародить в нем сомнение, и он не станет выбирать средств для защиты своего бизнеса.

Севостьянов просчитал, что, как только имя его любовницы прозвучит в комнате с микрофоном, Язон наверняка станет ее проверять и пошлет за ней по пятам Барракуду. Догадывался ли он, что растет недовольство им самим, и если в этой ситуации слова Севостьянова подтвердятся, то Язона не спасет даже ее смерть?

А новое дело сумеет организовать только один человек — Алик Севостьянов.