— Я?!
— А кто? Я?.. Сколько человек снаружи?
— Двое.
— Теперь, считай, трое. Это твоя последняя порция на сегодня, — Язон указал сигаретой на пустой стакан. — Она одна вышла из подъезда?
— Одна, точно.
— Иди. Если к понедельнику не прояснится… — договаривать хозяин не стал. Не стоит угрожать опытному и хитрому телохранителю: завтра он перейдет на службу к другому. Пусть не на такой харч, но не пропадет, это уж точно. «А что тогда будешь делать ты?» — подумал он о себе, отвернувшись к окну.
Барракуда усмехнулся ему в спину, подумав о том же, и вышел. Вопрос шефа «Может, ты его сюда привел?» задел его за живое; с одной стороны, это попахивало угрозой расправы, с другой — походило на попытку отмазать свою сучку.
Странное и непривычное чувство неуверенности раздражало и подхлестывало искушенного в подобных делах Барракуду. Он знал все приемы и уловки слежки — сам когда-то немало потоптался под чужими окнами. В самом деле, не тот же кретин в задрипанном «москвиче» увязался за его «джипом»?
Выйдя из дома, — он хотел проверить наружную охрану, но у ворот уже встречали «волгу» Севостьянова с Погорельским на борту. Пара плюгавых охранников метали быстрые беспокойные взгляды по сторонам, это не могло не вызвать его снисходительной улыбки. Барракуда лениво шагнул навстречу честной компании…
Подойти к дому ближе Евгений не решился. Если водитель «джипа» его приметил, в лучшем случае они затаятся, а уж драгоценную мадам спрячут наверняка. В худшем можно оказаться под прицелом «М- 16».
Особняк стоял на отшибе, от ближайшего дома его отделяла длинная аллея. Евгений повернул обратно, зашагал к поросшему кустарником пригорку.
Отсюда до объекта было метров четыреста, зато с высоты просматривалась часть двора, сарай, гараж; вился дымок над баней. «Хонда» и «джип» стояли во дворе, в гараже через открытую створку ворот просматривался бампер еще какой-то машины, очевидно, хозяйской. Торчать здесь до темноты было бессмысленно, расспрашивать соседей о владельце особняка — все равно что переходить трясину «на авось».
«Каждый шаг!.. — сплюнул Евгений, вспомнив поручение клиента. — Поди узнай, с кем и какие шаги она сейчас делает на этой хазе!.. Скажу: была там-то тогда-то, внутрь меня не приглашали — и будет с них!..» — решил он и, прикурив, направился к улице на северной окраине Зарайска (по обыкновению успев перекрестить его в «Засрайск»), где стоял «москвич». Едва он свернул за угол, как сзади послышался шелест шин. Выключив двигатель, по аллее накатом спускалась бежевая «волга». Сидевший сзади пассажир показался ему чем-то знакомым. Не в силах вспомнить, кто это и где он его видел, Евгений рефлекторно вернулся на место, откуда просматривался двор.
«Волга» вкатила в ворота. Из нее вышли четверо. К ним направился здоровяк в сером, — похоже, человек из «джипа». Все вошли в дом.
«Досидеть до четырех, когда начнет темнеть, и подойти ближе?.. Если это какой-то криминал, то охрана к окнам подойти не даст… Но хотя бы к забору — срисовать номера машин, а если кто выйдет, так и наличность взглянуть… Номера можно посмотреть и на обратном пути, но кто знает, собираются ли они вообще возвращаться сегодня?..» — простояв в кустах на пригорке минут пятнадцать, Евгений решил не терять времени зря и отправился в заводской квартал, где часом раньше присмотрел уютное с виду кафе.
Неопределенность в ответах Барракуды не нравилась Язону, хотя он понимал, что тому просто не хватило времени: если Света кого-то и привела, то наверняка не фраера из линейной легавки.
Сейчас он думал о Махрове. Сдали нервы у старика?.. Рыло у него было в пуху едва ли не больше, чем у других, но крепко прижал его украинский генпрокурор Дацюк. Одна надежда, что самостийная прокуратура испугала Махрова по другому поводу и ниточку к головной фирме «Руно» разматывать с юга не станут. У Севостьянова там были какие-то концы, но после недвусмысленных высказываний на совете просить его разузнавать подробности — значило получить заведомый ответ: «Позвонили женским голосом из Москвы». Нет, разбираться нужно без Алика, раз уж он хочет от нее избавиться.
«Не нравится мне эта баба», — вспомнил слова Севостьянова Язон. — А может, нравится? — подумал он вдруг. — Может, отказала, хоть ты и домогался, а теперь счеты сводишь?» Он тут же отбросил глупые мысли: слишком серьезным было дело, чтобы завалить его из-за неразделенной постели. «А сам-то! Сам! — возразил внутренний голос. — Прибрал к рукам смазливую бабенку, доверился, о будущем размечтался, не выяснив толком, кто она и что…»
Язон нервно расхаживал по ковру, слышал, как приехал кто-то из гостей, но спускаться к ним не спешил, стал перебирать всех, на кого могло пасть подозрение.
Гольдин?.. Кишка тонка, трусоват, при деле живет, как у Христа за пазухой. Зачем ему? На «Руно» претендовать не может, акционеры его не знают, а кто знает — не любит…
Адамов, Кропоткин?.. Смешно. Эти отпадают наверняка: нет концов за пределами России — нет и дела, их фирмы поставлены в заранее предусмотренную зависимость от центра. Да и ленивы, отойдут от кормушки и завтра же сдохнут.
Севостьянов?.. Грабитель и убийца в прошлом, под Богом ходит как никто другой, а Бог этот для него — Язон. Один намек сразу три подрасстрельные статьи ему обеспечит. Нет, Алик предельно осторожен, тени боится, для него дело — щит, он на блесне.
Значит, все же она?.. Но она знает очень немного: что у Язона счет за границей, что есть, конечно, у его бизнеса теневая сторона, а какая — вряд ли догадывается. Известно ей и о связях высоких, да не всех. Хотя и предполагает, что сильны они, если судить по королевским подаркам — камушкам к Международному женскому дню и «девятке» на день рождения… Или все-таки она больше понимает да помалкивает? Закладушничать ей не резон, ни с кем помоложе не путается, это проверено… Неужто лис Севостьянов прав, и от бабы, как ни прикипела к ней душа, придется отказаться?
Кто и чем мог ее перекупить?
Шаги на лестнице застали его в минуту не самых радужных размышлений. Язону хотелось еще побыть одному, успеть сориентироваться до банкета — он давно отрекся от привычки принимать решения под градусом.
— Дьяков и Погорельский, Валентин Иванович. С женщинами и охраной. Спрашивают, — доложил Барракуда.
Язон погасил сигару.
11
Не меняется провинция. Все те же алкаши, разве что не бьют кулаками в грудь: «Мы, русские!..», поутратили неврастенический блеск в глазах. Другое нынче объединяет: ненависть к правителям (единственная константа всех времен на Руси), цинизм вместо тоски да деградация, с каждым днем набирающая темпы. Всеобщее ускорение свободного падения…
Впрочем, с последним выводом Евгений Столетник не был согласен и падение свободным не считал. Пятый час сидя в дымном кабаке на заводской окраине Зарайска, в том самом, который утром представлялся ему уютным кафе, он думал, что таким народом, должно быть, легко управлять. За соседним столиком спорили о чем-то на бутылку водки, распивали, сшибали друг у друга на новую. Как неуклонно шествие человечества из рая в Зарайск (в ад, видно)!
Русскую преданность зеленому змию он решил использовать в благородных целях.
— По какой, говоришь, чалился? — расплескивая водку, интересовался провинциал с чувством глубокого уважения к иногороднему спонсору.
