подлокотнике, блуждающий взляд — все говорило о его растерянности. Таким Барракуда его еще не видел, однако с советами решил повременить, зная переменчивость настроения шефа. Даже сейчас, в этой почти панической тираде он улавливал угрожающий подтекст.
Никого другого, кому было бы доверено так много, включая ою собственную жизнь, рядом с Язоном не оказалось, сейчас из него можно было вить веревки, запрашивать любую сумму, и всякая прихоть была бы удовлетворена без промедления. Барракуда отлично понимал, что именно этого — условий и просьб — ждет от него хозяин. Но он был мудр по-своему, мудр и хитер, а потому продаваться не стал. Играть нужно было по-крупному. Момент отчаяния следовало использовать, чтобы дать понять окончательно: ты без меня не справишься, и заменить меня нельзя ни сейчас, ни завтра, ни в отдаленном будущем. Барракуда считал себя мастером и требовал оценки своего мастерства. Прозябать в услужении, подобно Чалому, он не собирался. Удовлетворение же его амбиций могло быть выражено лишь в признании равенства, и только сейчас, иначе в случае провала Язон испарится, проведет остаток бренной жизни за бугром и едва ли когда-нибудь вспомнит того, кому не раз был обязан своим спасением. А он… Что будет с ним, Барракудой? На что списать все эти годы преданного служения, какими бы суммами ни исчислялись подачки?
Барракуда молчал, предоставляя самому Язону оценить это молчание. И шеф его понял.
— Чего ты хочешь? — спросил он напрямую заметно упавшим голосом.
Барракуда на него не смотрел. Молча допил пиво, поставил бутылку на полированную крышку письменного стола.
— Гарантий, — сказал он твердо.
— И в чем они?
— Вам решать.
— Я подумаю, — выдержав долгую паузу, подвел черту Язон.
И тут прозвучало то, что в другое время могло стоить Барракуде места, причем не в АО у Язона, а под солнцем.
— Я тоже, — он посмотрел в застывшие зрачки хозяина.
Игра в гляделки кончилась его победой.
— Ну, хорошо, — согласился Язон, отводя взгляд. — На этой неделе уедем во Франкфурт. Если хочешь, можешь оставаться там, работой я тебя обеспечу. Там же положу пять процентов от стоимости переправленного груза.
Барракуда улыбнулся.
— Пятьдесят, Валентин Иванович, — сказал он тихо и вкрадчиво.
— ???
— Пятьдесят. И не груза. А той части акций, которыми владеете вы.
Такое Язону не могло привидеться и во сне. Вслед за подобным соглашением должен был последовать брудершафт. Они становились партнерами.
— А срок ты со мной разделить не хочешь? — горько усмехнулся он, предчувствуя поражение.
— Вам срок не грозит, Валентин Иванович. Вы это прекрасно знаете. Так вот, я хочу, чтобы он не угрожал и мне.
— Ты что-то знаешь?
— Догадываюсь. Но для начала стоит поговорить с леди.
Язон встал, снял халат. От его желания уже ничего не зависело. Нужно было выбираться из проруби, пока течением не затянуло под лед. А для этого все средства, хороши.
Так или иначе, разговора с той, которая была для него так дорога еще вчера, а сегодня безнадежно потеряна, не избежать. Тяжело ступая вслед за Барракудой по скрипучим тяжелым ступеням, Язон вдруг подумал, что с сегодняшнего дня в жизни его начался период, название которому — старость.
«Леди» сидела на табуретке возле подоконника, пристегнутая наручником к батарее. Тушь, размазанная по красному, разгоряченному лицу, удлиняла разрез ее глаз, ноздри зло раздувались, от чего в профиль она была похожа на лису, окруженную злыми волками. На пришедших не взглянула, лишь слегка наклонила голову и развернулась на полкорпуса к окну.
— Сними браслет, — тихо сказал Барракуда Шарову.
Освобожденная рука повисла плетью. Шаров повернулся к Барракуде, прижимая к подбородку окровавленный платок. Тот улыбнулся, кивнул напарнику на дверь.
Остались втроем. Язон прошел за длинный дощатый стол с накрахмаленной скатертью.
— Извини, что не дал выспаться, — сказал он, выдержав паузу. — Уж больно не терпится послушать о твоих ночных приключениях.
Она не отвечала и по-прежнему не поворачивала головы в его сторону.
— Светик, у нас очень мало времени, — извиняющимся тоном заговорил Язон и щелкнул крышкой карманных часов. — Если тебе трудно говорить, Барракуда поможет.
— Скоты! — наконец сквозь зубы сказала она, дрожа от негодования. — Какие же вы все скоты!
— Ну, вот это совсем другое дело! — обрадовался Язон. — А то я все не мог тон нашей беседе подобрать. Спасибо, помогла. Слушай, ты, подстилка для скота! Будешь отвечать на мои вопросы. Выбор у тебя небольшой: расскажешь все без утайки — сдохнешь легко к быстро; нет — придется помучиться перед смертью. Что ты говорила своему гэбэшнику о нас?
Она повернулась резко, пронзила его испепеляющим взглядом.
— Какому еще гэбэшнику?
— Хватит дурочку из себя корчить! Тому самому, с которым ночь в «Северной» провела?!
— Ласковые слова говорила. Почем мне было знать, гэбэшник он или бандит, наподобие тебя?
Язон посмотрел на Барракуду. Тот чуть заметно улыбнулся, покачал головой.
— Вот как, значит. И что же ты с ним делала всю ночь?
— Работала!
Если бы он сидел на расстоянии вытянутой руки от нее!..
— Со мной ты тоже работала? — спросил он, глядя на нее исподлобья.
— Нет, с тобой я отдыхала! — ответила она с вызовом.
— Хватит! — Язон не выдержал подобного тона. — Барракуда, пересади-ка ее поближе к розетке. Шнур в столе.
Она вскочила, но Барракуда схватил ее за воротник пальто и с силой швырнул в дальний угол. Потом достал из ящика стола шнур от электрического самовара.
Она села на пол, тряхнула головой.
— И что же это за работа такая в гэбэшном «люксе»?
Против их ожидания, Светлана не зарыдала, Не стала биться в истерике и молить о пощаде.
— Хорошая работа, — усмехнулась она криво. — Высокооплачиваемая. Ты, что же, думаешь, что я на твои подачки квартиру себе купила? У тебя снега зимой не выбросишь.
— Будет под путану-то косить, Света, — поморщился Язон. — Давно ты знаешь этого Аракелова?
— Какого еще…
— Барракуда! — сверкнул глазами Язон.
Телохранитель успел оголить провода, сунул штепсель в розетку. Она, не вставая, отползла к двери.
— Что?! Что ты хочешь узнать, подонок?! — закричала вдруг истерично. — Давно! Да, давно! Любовником он был моим, ясно?! Я его пятнадцать лет знаю! Что я ему про тебя рассказать могла? Что я вообще про тебя знаю? Чем этого гориллу на меня натравливать, ты бы лучше со своим стукачом Аликом разобрался!
— С кем? — Язон почувствовал, как у него перехватывает дыхание, вместо крика из горла вырвался сип.
— Все вы делаете вид, что заодно, а на самом деле — пауки и банке! Кто остальных сожрет, тот и в наваре. Крысы!
— Заткнись! — Язон с неожиданной энергий подошел к ней, грубо взял пятерней за подбородок. — Что ты мелешь о Севостьянове? Говори, стервь!
