— Хорошо ещё, что качественный… Ладно, волоки.

…Женька повертел в руках бутылку с нефтью.

— Рассказывай.

Слушал он с интересом. Теребил волосы — думал. Потом сказал:

— Анализ, вероятно, ничего не даст. Мы же понятия не имеем, что искать. Следовало бы смоделировать схему контакта — понимаешь, заводская установка в миниатюре — и сунуть туда твою нефть. Если взорвется, значит эта девчонка не виновата.

— А это возможно?

— Теоретически возможно всё, — философски заметил Женька. — Практически нужна бумага. Хорошая, солидная бумага. Со штампом, с подписями. Дескать, так и так — просим собрать установку…

— Жень, а толк будет?

— Толк, конечно, едва ли, — честно признался Женька. — Видишь, с тех пор ни одного взрыва. Значит, так: условия возникли и исчезли. Почему возникли, почему исчезли — неизвестно. Ладно, сделаю анализ и завтра звякну.

Ни завтра, ни на следующий день он не позвонил. А когда до него дозвонился Валерий, сказал неохотно:

— Ну, чего, всё в норме. Стандарт. Взорвется? Обязательно. Если добавить, скажем, тринитротолуол.

…Ждать пришлось долго. Старая, обитая дерматином дверь жалобно ухала, впуская и выпуская посетителей. Валерию надоело ходить из угла в угол. Взял у секретаря газету, сел к окну.

— Ко мне? — донеслось издалека.

Валерий с трудом оторвался от газеты. Прокурор стоял в дверях, улыбался.

— Входите.

Может быть, потому что они вошли вместе или от дыма, который теплым облаком висел в воздухе, кабинет показался Валерию не таким официальным. И прокурор держался проще, чем раньше.

— Вам не помешает, если я буду ходить?… Очень хорошо… Ну-ну, пожалуйста…

Валерий заранее решил, что скажет. Без эмоций, только факты. Об анализе не стоит: результат отрицательный.

— Поработали вы неплохо, — мимоходом отметил прокурор. — Ничего нового? Так. Что же, надо передать в суд?

— Как будто.

Прокурор спокойно продолжал мерить шагами комнату. Сказал не оборачиваясь:

— Значит, нельзя передавать в суд.

— Почему? — схитрил Валерий.

— Потому, что у следователя нет внутренней уверенности. А почему — это, надеюсь, вы объясните.

— Таирова не признает себя виновной.

— Знаю. Очень печально. Но одного этого мало.

— Я ей верю, Гасан Махмудович…

Прокурор наконец-то обернулся. Сказал негромко:

— Вот это меняет дело. Вы были у эксперта?

— Был. Он считает, что возможно только одно — кроме, конечно, ошибки Таировой: неизвестная примесь в нефти. Я давал на анализ из резервуаров. Безуспешно. А мой товарищ химик… говорит, что это ничего не доказывает…

Прокурор долго молчал. Устало махнул рукой.

— Погуляйте. Зайдите минут через сорок.

Полдень — самое пекло. Воздух тягучий и липкий. Не идешь, а плывешь в парном молоке.

В подъезде прохладнее. Кажется, от тяжелых каменных стен тянет ветром. Интересно, что решил прокурор?

— Едем к консультанту. — Прокурор отдохнул, смеётся.

Зал. Сдвинутые столы. Вереница телефонов. Пульт, подсвеченный лампочками, — совсем как на заводе.

Хозяин, смуглый, большеголовый, поднялся им навстречу.

— Это наш товарищ, Крымов.

Вежливо, но без особого интереса:

— Очень рад. Рустамов.

Посторонние могли бы догадаться и уйти. Ничего подобного. Посетителей становится всё больше. Отвечая, Рустамов не повышает голоса. Не приказывает, советует. При всём том ясно: он начальник. И едва ли не главный в объединении. Ему докладывают о ходе добычи нефти. О бурении. О заводе, который срывает ремонт агрегатов. О нехватке труб. О катере, час назад ушедшем в море.

— Мы по делу, — пользуясь минутной передышкой, говорит прокурор. — Валерий Петрович, расскажите.

— Пожалуйста, — подтверждает хозяин и берется за телефонную трубку.

Рассказывать невозможно. Кто-то вошел и стоит — ждет, пока он кончит. Начальник кладет трубку и, задумавшись, берет две другие. Появляется секретарь и что-то ему шепчет. Начальник кивает.

Слова приходят какие-то куцые, бледные. Здесь, в деловитой сутолоке планов, вопросов, дел, его сомнения кажутся игрой фантазии. Девушка, которая говорит правду. Неизвестное явление. Состав нефти меняется. Каждая скважина… Он спохватывается. Кому он объясняет, нефтяникам?

— Да, да, — начальник кивает. — Постоянства нет даже в пределах одной скважины.

Снова звонит телефон, хлопает дверь. Валерий больше не может, ему душно.

— Так нельзя. Зря осудить человека! — Голос у него срывается. — Это не шутка, понимаете!

— Понимаю, — медленно говорит начальник. И помолчав: — Итак, вы допускаете, что взрыв вызван особой причиной: составом нефти или неизвестной примесью. Допустим. А как это обнаружить, вы думали? Ведь нам, собственно, пока не ясно, что искать.

— Можно собрать в лаборатории маленькую установку…

— Воспроизвести условия. А, Иван Христофорович?

— Пожалуй.

— Только это не моя идея. Евгения Погосяна из института переработки нефти.

— Их идея, у них и соберем. Договоришься, Иван Христофорович?

— Отчего же, можно.

— Али Ахмедович, предупреди на промыслах: материалы, документы, пробы… И вообще пусть помогут. Со временем туго? Ничего, попроси от моего имени.

Он проводил их до двери. Выходя, Валерий услышал обрывки разговора:

— Как? — голос прокурора.

— Сомнительно. За четверть века моей работы не было ничего подобного. Но мы всячески поможем. И главное — воспитываешь правильно.

— Не я. Время.

В машине прокурор сказал, ни к кому не обращаясь:

— Товарищ, у которого мы были, вернулся домой в пятьдесят четвертом году. Издалека.

Солидность — первое, что он ощутил в установке. Два низких, прочно влепленных в бетон цилиндра, массивные трубы, очкастые глаза приборов. Установка занимала немного места, и потому большое темноватое помещение казалось пустым. Как будто здесь заранее приготовились к взрыву.

— Грохнет? — спросил Валерий.

— Будь спокоен. — Женькин голос дрожал от азарта. — Давай тащи.

Валерий привез нефть с заводского резервуара, потом из ПТК. Испытания прошли спокойно, установка и не думала «грохать». Женька довольно хмыкал, он это предсказывал.

— Гони из резервуарных парков, — сказал он весело. — Много их?