Начато: всё собралось в нем вместе: необыкновенно правильные черты лица
Во всё время разговора Чичиков рассматривал гостя, который его изумлял необыкновенной красотой своей, стройным, картинным ростом, свежестью неистраченной юности, девственной чистотой ни одним прыщиком не опозоренного лица.
Начато: неистраченной мол<одости>
Ни страсти, ни печали, ни даже что-либо похожее на волнение и беспокойство не дерзнули коснуться его девственного лица и положить на нем морщину, но с тем вместе и не оживили его.
Казалось ни страсти
Оно оставалось как-то сонно, несмотря на ироническую усмешку, временами его оживлявшую.
Набросок карандашом: Было в словах что-то сонное, несмотря на ироническую усмешку, временами оживлявшую
“Поверьте”, прервал красавец гость: “что для разнообразия я бы желал иногда иметь какую-нибудь тревогу: ну, хоть бы кто рассердил меня — и того нет.
Набросок карандашом: Поверьте, что я этого хотел бы хоть для разнообразия какую-нибудь тревогу
“Поверьте”, прервал красавец гость: “что для разнообразия я бы желал иногда иметь какую-нибудь тревогу: ну, хоть бы кто рассердил меня — и того нет.
ну хоть бы кто рассердил меня сильно. Но нет
Но, может быть, неурожаи, болезни?
Намечено карандашом: болезни какие-нибудь
Названья эти были им даны так только для поощренья.
Набросок карандашом: За что им были эти названья, не могли сказать ни они, ни он
Барин был вовсе не охотник браниться, он был добряк. Но русской человек, уж любит прянное слово, как рюмку водки для сваренья в желудке.
а. Набросок карандашом: Барин далее не поддается прочтению. Он был добряк и вовсе не способен <браниться>. Но любое прянное <слово> как-то уже в чести на Руси. Любо [Приятно] и дать его, любо и получить, точно перец или рюмка водки, без которой не сваривает в желудке;
б. Начато: Барин был добряк и вовсе не охотник браниться;
в. Барин ~ добряк. Но уж русской человек как-то без прянного слова не может. [не об<ойдется>] Оно ему нужно как рюмка водки для сваренмя желудка
Ну, как ~ в три месяца всё.
а. Намечено карандашом между строк: Невольно подумал Чичиков: “Ну, как эдакому человеку ехать в Петербург или в Москву — далее не поддается прочтению;
б. Ну, как ~ не знал того, что теперь завелись такие на Руси <1 нрзб.> и художники, что без хлебосольства в три месяца могут всё <спустить>
Что было делать с Петухом?
Начато карандашом: Что было делать
Хоть бы струйкой шевельнулись воды; только безмолвно являлись пред ними, один за другим, виды, и роща за рощей тешила взоры разнообразным размещением дерев.
После “роща за рощей” начато: острова, купая<сь>
Хоть бы струйкой шевельнулись воды; только безмолвно являлись пред ними, один за другим, виды, и роща за рощей тешила взоры разнообразным размещением дерев.
Начато: разнообразным размещением дерев тешила
Парень-запевала, плечистый детина, третий от руля, починал чистым, звонким голосом, выводя как бы из соловьиного горла <?> начинальные запевы песни, пятеро подхватывало, шестеро выносило, и разливалась она, беспредельная, как Русь.
починал чистым звонким голосом начинальные запевы песни один
Парень-запевала, плечистый детина, третий от руля, починал чистым, звонким голосом, выводя как бы из соловьиного горла <?> начинальные запевы песни, пятеро подхватывало, шестеро выносило, и разливалась она, беспредельная, как Русь.
и разливалась она беспредельная как государство наше, и терялись сами певцы в ее беспредельности, не знали сами уж где они выпевают<?>, так что невольно становилось льготно на душе
И Петух, встрепенувшись, пригаркивал, поддавая, где не хватало у хора силы, и сам Чичиков чувствовал, что он русской.
После “что он русской” начато на полях карандашом: Как можно иметь в другом месте, как не в деревне
Один только Платонов [думал: ] “Что хорошего в этой заунывной песне?
Начато карандашом нал строкой: “Что хорошего в этой песне”, говорил Платонов
В сумерках слышался тихий гомон людской, бреханье собак, где-то отдававшееся из чужих деревень.
После “гомон людской” начато: блеяние
Чудные картины. ~ и Чичонки.
На полях у текста “Чудные картины ~ и Чичонки”: имеется набросок карандашом, но прочтению поддаются лишь отдельные слова.
Когда вошел Павел Иванович в отведенную комнату для спанья и, ложась в постель, пощупал животик свой: “Барабан!”
Над строкой намечено карандашом: Пощупал Чичиков <животик свой> это был точной <барабан>
“Да кулебяку сделай на четыре угла”, говорил он с присасываньем и забирая к себе дух.
с присасываньем и причвокиваньем
Только и раздавалось: “Да поджарь, да подпеки, да дай взопреть хорошенько”.
После “и раздавалось” над строкой карандашом: <1 нрзб.> всё поддай, да в обкладку к осетру
“Что, вам ничего заехать? Мне бы хотелось проститься с сестрой и с зятем”.
Карандашом начато: Скажите, вам ничего
