Итак, добродетельного человека на этот раз взять нельзя, [добродетельного человека никак не могу взять] и по весьма законной причине: нужно ему, бедному, дать, наконец, отдых. Что ни говори, а ведь мы его запрягли, как коня какого-нибудь: [какого только] пошел, да пошел, только знай помахиваем кнутом да похлестываем. Немудрено, что, наконец, изморили его так, что он похож бог знает на что: ребра да кожа, и тени нет добродетельного человека. Нет, пора, наконец, припречь и подлеца.

Я уж знаю вперед, дамы скажут: “фи, такой гадкой!” и отворотятся. Но как бы ни хотелось автору услужить дамам, но на этот раз никак не может, [Вместо “Но как бы ~ не может”: Но уж воля ваша, господа дамы, очень рад бы услужить вам в чем другом. Но уж в этом] — нет, извините. Что касается до того дела, к которому относятся перо и чернила, уж здесь позвольте мне быть хозяином. Уж тут я никак не намерен угождать дамским требованиям и не пущу ни одну даму к себе в кабинет. На этот раз никак не могу взять добродетельного человека героем. И я имею на это совершенно справедливую причину: в самом деле, добродетельного человека запрягли, как коня какого-нибудь. Пошел<?> да и пошел. Только так и понукают и хлещут его по бокам. [Нужно ж, наконец, дать ему отдых] и в самом деле его так уж изморили, что теперь уж он бог знает что такое и не похож даже на добродетельного человека: инда ребра видны на боках, [Вместо “инда ~ боках”: [еле] на боках ребра] и еле движется; нужно, наконец, дать ему отдых; пора и подлеца припречь на пристяжку

Я, признаюсь сам, не позволю даме облокотиться на мое письменное бюро. Да если бы и облокотилась, [Сверху надписано: Это как-то не вежливо с да<мой>] то, признаюсь, я бы этого не заметил: я не гляжу в это время по сторонам;[в это время и что делаю. ] если я взгляну, то вверх, где висят передо мною стенные величавые портреты Шекспира, Пушкина, Ариоста, Фильдинга, Сервантеса, Пушкина

Какое странное и манящее и несущее отдаленно чудесное[Какое чудесное] в слове дорога. Как в ясный день[Вместо “Как в ясный день”: Какая приятная дрожь] чуден запах осенних листьев. Покрепче в шубу, в шинель, шапку на уши. Ах, как хорошо. В последний раз пробежала прохватившая дрожь. Кони мчатся. Как соблазнительно, когда предашься[Как приятно предаться] дремоте и смежают очи и сквозь <сон> уж слышатся и: “Поди и поди” и “Не белы снеги”. Сап лошадей и быстрый шум колес и уж храпишь, прижавши совсем к углу соседа. Проснешься: восемь <станций> убежало назад. Луна. Город. Ночь. Церкви с старинными грушеобразными куполами и тонкими остроконечными темными белокаменными домами. Сияние месяца там и там, как белые полотнянные платки, косяками пересекают их черные[пересекают их темные] тени, как уголь. Как сверкающий металл, блестит крыша и ни души нигде; всё спит; один одинешенек, разве где-нибудь в окошке[всё спит, кое-где в окошке уединенный] брежжит <?> огонек. Мещанин ли городской кому тачает сапоги, пекарь ли возится в печурке, — что до них. А ночь, ночь. Свежий <2 нрзб.> воздух, чистое, ясное зеркало, небесное пространство. А луна, красавица моя старинная, моя верная любовница, боже мой <?> что глядишь ты на меня с такою думою, так любовно и умильно и нежишь меня, душа моя. Твои родственнее душе моей, чем все другие ласки. И прославим, прославим, господи, молодых. Какая невидимая толпа друзей, поцелуев, речей и пенья в твоем полном обнимающем сиянии. Музыка или песня колыбельная, песня убаюкивает меня, и вот уже позабылся вновь сном[убаюкивает меня и забываешься вновь] и храпишь, и ворочается сердито, почувствовав на себе тяжесть, бедный прижавшийся к углу сосед. [ворчит сердито к углу прижавшийся сосед. ] Проснулся вновь, и уж опять перед тобою поля и степи без конца[поля, поля без конца] со всех <сторон?> Нигде, нигде ничего: всё открыто. Верста с цифрой летит тебе навстречу. Занимается утро: на побелевшем небосклоне золотая полоса. Свежее и жестче ветер. [Вместо “Свежее ~ ветер”: посвежевший ветер. ] Покрепче в шинель и шубу. Какой славный холод. Какой чудный, обнимающий вновь тебя сон. Толчёк, и проснулся. На вершине неба солнце. “Полегче, легче”, — слышен голос. Телега спускается с кручи. Внизу плотина широкая и широкий, ясный пруд, сияющий, как медное дно перед солнцем. Деревня, избы рассыпались на косогоре, [Далее начато: блестит золото] блестящий звездою крест сельской церкви в стороне. Болтовня мужиков и чертовский апп<етит> в желудке. Боже, как ты хороша подчас далекая, далекая дорога. Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала. А сколько родилось в тебе чудных замыслов, [чудных созданий] какие поэтические пережитые <?> и перечувствованные виделись грезы. Но и наш друг чувствовал в это время не прозаические грезы. Посмотрим, что он чувствовал. Сначала он не чувствовал ничего; он только поглядывал назад, как бы уверяясь, точно ли[Далее начато: город скрылся] он уехал из города и действительно скрылся от него город. Потом, когда увидел, что уж город, точно, скрылся, что уж даже ни шлахбаумов, ни кузниц и всего того, что находится вокруг губернских городов, не видно, когда уже и белые верхушки каменных церквей давно спрятались, [верхушки каменных церквей скрылись] он занялся только дорогою: посматривал гораздо покойнее направо и налево, и город N как будто бы не был, как будто бог знает, [Далее начато: [едва ли]