Секунду Эразм молчал, только шум в трубке нарастал. Потом он расхохотался.

– Гесер! О, старый тибетский хитрец! О, мне говорили, что он любит дурацкие шутки! Спасибо, Антуан! Я… я должен был узнать. Должен был услышать. Иначе слишком обидно!

– Эразм, что происходит? – спросил я. – Прости за вопрос… ты пьян?

– Да, немного, – признался он. Я отчетливо услышал глоток. – Но это такое редкое виски… такое древнее… я берег его для особого случая…

– Эразм, что там у тебя? – закричал я.

– Тигр, – очень спокойно ответил пророк. – Я тебя чуть-чуть обманул, Антуан. Не держи зла. Из дерева, куда я кричал свое пророчество, я вырезал два кубка.

– Ты узнал свое пророчество? – Я соскочил со стола. Подбежал к окну. Так… кто на территории… никого… но если я очень поспешу, то на улице есть прохожие… – Эразм, продержись минуту! Я дам трубку человеку, скажи ему…

– Не надо, Антуан, – попросил Эразм. – Все предрешено. Не надо! И не пытайся узнать мое пророчество, прошу. Это… не принесет тебе радости и долгой жизни. Не сердись, что я дал тебе кубок. Забудь о нем. Схорони его.

– Я не могу тебе этого обещать… – сказал я честно.

Эразм вздохнул в трубку.

– Тогда прости меня. У меня всего двадцать секунд, Тигр сейчас пробьет защиту. Завещание я кладу в портфель… портфель крокодиловой кожи… вот так. Он будет лежать на столе в кухне.

– Эразм, мне очень жаль! – воскликнул я. – Может быть, я могу что-то сделать?

– Свяжись с лондонским Дневным Дозором. Попроси их… убрать в моем доме. – Он помедлил мгновение. А потом совсем спокойно и четко, на хорошем русском языке произнес: – Прощай, московский маг Антон Городецкий.

Вначале в трубке стих шум.

А потом связь прервалась.

Я посмотрел на экран.

Длительность разговора – две минуты двадцать восемь секунд. Я услышал последнее пророчество Дарвина… как он и говорил.

Эразм – хороший предсказатель.

Был хороший предсказатель.

И в общем-то неплохой Иной. Как для Темного – так просто замечательный.

Я подошел к окну, открыл его, достал сигарету и закурил. Было холодно и пасмурно, собирался дождь.

Так меня и застала Ольга – курящим у окна. Молча подошла, села рядом, достала тоненькие «женские» сигареты. Выйдя тринадцать лет назад из заточения в теле совы, она поначалу курила «Беломор» – верх шика в ее время. Но достаточно быстро сориентировалась в изменившемся мире.

– Что случилось, Антон? – спросила она. – На тебе лица нет.

– Мне позвонил Эразм.

– Дарвин? Чего он хотел?

– Попрощаться. У него был еще один кубок, с запечатленным пророчеством… ну, он и не выдержал искуса. Узнал свое пророчество… и тогда пришел Тигр.

Ольга грубо, по-мужски выругалась. Уточнила:

– Помочь нельзя?

– Нет. У него было две с половиной минуты… он хотел попрощаться. И просил меня ни в коем случае не пытаться узнать пророчество.

– Уничтожь кубок, – твердо сказала Ольга. – Антон, не надо играть с пророчествами. Хорошо, что Кешино оказалось таким невнятным… на удивление невнятным, я бы сказала. Но любое пророчество потенциально опасно.

То, что Гесер уже поделился с ней информацией, меня не удивляло. То, что Ольга тут же отправилась ко мне и беспокоится о моей безопасности, – тоже… это было в ее характере. Однако что-то меня тревожило. Что-то было неправильно. Но Ольга требовательно смотрела на меня и я неохотно кивнул:

– Хорошо.

– Сегодня же, – потребовала Ольга.

– Хорошо.

– Мне хочется проконтролировать тебя, Антон.

– Ольга, я клянусь. Сегодня же вернусь домой и уничтожу кубок.

Она посмотрела мне в глаза и кивнула, успокаиваясь.

– Спасибо. Может быть, все и обойдется. Зря, наверное… – Она замолчала.

– Что зря? – спросил я. – Зря вы с Гесером придумали ту затею, с Мелом Судьбы? Зря создали из моей дочери нулевую волшебницу?

– Кто ж тогда знал, что она будет твоей… – мрачно ответила Ольга.

– Зачем вам это вообще понадобилось? Такой слом равновесия между Дозорами… я представляю, каких уступок он стоил.

– Считай, что мы это сделали в кредит, – небрежно сказала Ольга.

– То есть?

– Расплачиваться с Темными нам еще лет пятьдесят.

Я помолчал.

– Наверное, спрашивать, на что Темные получили право за появление Нади, – бесполезно?

– Совершенно бесполезно, – жестко ответила Ольга. – Давай оставим эту тему…

– Но зачем? Зачем вам это понадобилось? Нулевая волшебница – это срыв равновесия, это нарушение баланса, это… это как атомное оружие, которое делают, чтобы не применять…

Я понял все сам, еще не закончив говорить.

– Это же не против Темных, так? – спросил я Ольгу. – Потому и Завулон согласился… потому и Инквизиция закрыла глаза…

Ольга молчала. Погасший окурок задрожал в ее пальцах.

– Надя – оружие против Сумрака, – сказал я. – Так? Она единственная Иная, кто способен уничтожить Сумрак… уничтожить всю магию мира. Вы… вы же догадывались… давно догадывались, что Сумрак – не просто среда, не просто энергия… это личность. И вы боялись. Вот почему Гесер совещался с Завулоном… Инквизицию тоже привлекали, да? И было решено, что Иным нужна сдерживающая сила, на всякий случай… если вдруг Сумрак перестанет выполнять наши маленькие капризы и станет слишком уж активен. Как вы решили, какого цвета она будет? Кинули монетку? Завулон поставил на орла, Гесер на решку? Тебя не смущает, что вы растите ребенка как живое оружие?

– Я в этом участия не принимала! – резко ответила Ольга. – Я, как ты помнишь, была чучелом.

– Но Мел держала ты!

– Мне, Антон, очень не хотелось оставаться еще пятьдесят лет в шкафу! А к чему все это, я поняла не сразу. Думаешь, Гесер меня сразу посвятил во все детали? Да уж… он порой, мне кажется, сам от себя свои планы скрывает!

– Я все расскажу Наде, – сказал я. – Она имеет право знать. Чтобы ее не пытались использовать втемную.

Ольга вздохнула.

– Никто ее не собирается использовать. Это так… на всякий случай. Не грузи ребенка, дай ей вырасти.

– Подумаю, – сказал я и закрыл окно. – Все-таки какие же вы…

Ольга прищурилась, глядя на меня.

– Какие? Если руководство Дозоров приходит к обоснованному подозрению, что Сумрак является активно действующей силой, что он обладает волей и желаниями – что прикажешь делать? На контакт Сумрак не идет, самое реальное его проявление – Тигр… а он не из разговорчивых. И как прикажешь себя вести? Положиться на его добрую волю? А кто нам сказал, что мы понимаем добро одинаково? Лучше уж