— Да, мэм, — спокойно ответила девочка.

Мать подсунула веток под котелок, и они затрещали на огне.

— Разве ты не завтракала?

— Не завтракала, мэм. Здесь нет никакой работы. Па хочет продать что-нибудь из вещей, купить бензину и ехать дальше.

Мать посмотрела на нее.

— А остальные тоже не завтракали?

Дети неловко переступили с ноги на ногу и отвели глаза от котелка. Один маленький мальчик хвастливо сказал:

— Я завтракал… и мой брат завтракал… и вот эти двое тоже, я сам видел. Мы досыта наелись. Мы сегодня уезжаем дальше, на юг.

Мать улыбнулась.

— Значит, вы не голодные. Здесь на всех не хватит.

Мальчик выпятил нижнюю губу.

— Мы досыта наелись, — повторил он и вдруг круто повернулся, подбежал к своей палатке и нырнул туда. Мать так долго смотрела ему вслед, что девочка решила напомнить ей:

— Огонь совсем потух, мэм. Хотите, я разожгу?

Руфь и Уинфилд стояли среди ребят, пытаясь сохранять ледяное спокойствие и достоинство. Они держались отчужденно и вместе с тем по-хозяйски. Руфь посмотрела на девочку холодными, злыми глазами. Потом присела на корточки и стала сама ломать ветки.

Мать сняла крышку с котелка и помешала мясо щепкой.

— Вот и хорошо, что вы не все голодные. Тот малыш наверняка не голодный.

Девочка презрительно улыбнулась:

— Кто — он? Да он просто хвастается. Подумаешь, нос задрал! Когда у них на ужин ничего нет, знаете, что он придумывает? Вчера вышел и говорит: мы курицу ели. А я видела, что у них было, — одни лепешки, как у всех.

— О-о! — Мать посмотрела на палатку, в которую шмыгнул мальчуган. Потом снова взглянула на девочку. — А вы давно в Калифорнии? — спросила она.

— Месяцев шесть. Мы сначала жили в правительственном лагере, потом уехали дальше, на север, а когда вернулись, там уж было полно. Вот где хорошо жить!

— А где это? — спросила мать. Она взяла у Руфи наломанные ветки и подложила их в костер. Руфь с ненавистью посмотрела на большую девочку.

— Это около Уидпетча. Там и уборные есть и душевые, белье можно стирать в лоханках, воды сколько угодно — хорошей, питьевой; по вечерам музыка, все играют, кто на чем умеет, а по субботам танцы. Ну прямо замечательно! И для детей есть площадка, и в уборных бумага. Потянешь за ручку, вода льется; а полисменов там совсем нет — никто не лазает по палаткам, а начальник, который управляет всем лагерем, он такой вежливый — зайдет в гости и поговорит, и совсем не важничает… Я бы хотела еще там пожить.

Мать сказала:

— Первый раз слышу о таком лагере. Да, в лоханке я бы постирала.

Девочка захлебывалась от восторга:

— Да там, знаете, как устроено? Горячая вода идет прямо по трубам; встанешь под душ, и так приятно! Такого лагеря нигде больше нет.

Мать сказала:

— Говоришь, там сейчас полно?

— Полно. Когда мы приехали последний раз, все было занято.

— Должно быть, большие деньги берут? — сказала мать.

— Да, но если денег нет, позволяют отрабатывать, по два часа в неделю. Посылают на уборку. Или мусорные ящики чистить, или еще что-нибудь. А по вечерам люди сходятся, разговаривают, слушают музыку, а горячая вода прямо по трубам бежит. Лучше этого лагеря нигде нет.

Мать сказала:

— Вот бы нам где пожить!

До сих пор Руфь держалась, но тут она выпалила с яростью:

— А у нас бабка умерла прямо на грузовике. — Девочка недоуменно посмотрела на нее. — Да, да, — сказала Руфь. — Ее следователь забрал. — Она поджала губы и переломила еще две-три ветки.

Уинфилд заморгал глазами, пораженный смелым выпадом Руфи.

— На грузовике умерла, — повторил он вслед за ней. — А следователь положил ее в большую корзину.

Мать сказала:

— А вы помалкивайте, не то прогоню, — и подкинула веток в костер.

На другом конце лагеря Эл подошел посмотреть на притирку клапанов.

— Скоро кончишь? — спросил он.

— Еще два осталось.

— А девочки здесь есть?

— Я женатый, — сказал молодой человек. — У меня на девочек времени не хватает.

— А у меня всегда хватает, — сказал Эл. — На что другое — нет, а на девочек всегда найдется.

— А ты поголодай, тогда другое запоешь.

Эл засмеялся:

— Все может быть. А пока что пою по-прежнему.

— Я тут разговорился с одним. Он с вами вместе приехал?

— Да. Это мой брат. Том. Ты с ним поосторожнее. Он человека убил.

— Убил? За что?

— В драке. Тот пырнул его ножом. А он ему по голове лопатой.

— Вон оно что! Ну и как же, суд был?

— Отпустили, потому что это случилось во время драки, — ответил Эл.

— Он не похож на забияку.

— Да нет. Том не забияка. Только спускать никому не любит. — Эл говорил гордо. — Том человек спокойный. А все-таки с ним лучше держать ухо востро.

— А мы поговорили. Мне показалось, он не злой.

— Нет, он не злой. Он смирный — до поры до времени, а там держи ухо востро. — Молодой человек принялся за последний клапан. — Давай помогу поставить клапаны, и крышку наденем.

— Что ж, помоги, если тебе делать нечего.

— Надо бы поспать, — сказал Эл, — да стоит мне только увидеть нутро машины, как руки сами к ней тянутся. Не могу удержаться.

— За помощь буду благодарен, — сказал молодой человек. — Меня зовут Флойд Ноулз.

— А меня Эл Джоуд.

— Очень рад познакомиться.

— Я тоже, — сказал Эл. — Прокладку оставишь старую?

— Придется, — ответил Флойд.

Эл вынул нож из кармана и поскреб им блок двигателя.

— Ох! — сказал он. — Ничего так не люблю, как копаться в машине.

— А девочек?

— Девочек тоже люблю. Все бы отдал за то, чтобы разобрать «роллс-ройс» и опять собрать. Один разок все-таки удалось заглянуть под капот шестнадцатицилиндрового «кадиллака». Вот прелесть-то! Шел я по улице в Саллисо — вижу, стоит шестнадцатицилиндровый у ресторана. Я поднял капот, и вдруг выходит из ресторана какой-то дядя — и ко мне: «Ты что тут делаешь?» А я говорю: «Ничего, смотрю. Прелесть что за машина». А он стоит со мной рядом. Наверно, сам никогда в нее не заглядывал. Стоит рядом и смотрит. Богатый, в соломенной шляпе. Рубашка в полоску, очки. Ничего друг дружке не говорим. Просто смотрим. А потом он вдруг спрашивает: «Хочешь сесть за руль?»