Он устроился поудобнее и приготовился ждать. Расстилавшийся позади пейзаж казался совершенно безжизненным и пустым. Впрочем, многочисленные низины и впадины на дне каньонов были просто не видны, и, возможно, преследователь еще очень нескоро выйдет на открытое пространство. Лежа на животе, Том оглядывал пустыню, искал глазами человека – движущуюся точку – и ничего не видел. Прошло пять минут, десять. Постепенно Том расслабился. Взошло солнце, раскаленный огненный диск, озаривший местность оранжевым светом, который сначала падал лишь на самые высокие вершины и хребты, а затем медленным золотистым потоком пополз по их склонам. Наконец осветилась вся пустыня, и Том затылком ощутил жар.

Он по-прежнему никого не видел: вокруг было пусто и мертво. Преследователь исчез. Бог его знает, может, скитается до сих пор по каньону Даггета, изнемогая от жажды, и грифы кружатся над его головой.

С этой приятной мыслью Том спустился с пригорка и увидел Салли, которая спала, привалившись спиной к огромному камню. Том посмотрел на жену: длинные светлые волосы спутаны, рубашка вся перепачкана, джинсы и ботинки покрыты пылью. Он наклонился и осторожно поцеловал ее.

Салли открыла глаза – точно сверкнули два изумруда. У Тома сдавило горло. Он ведь чуть было не потерял ее.

– Видел его?

Том покачал головой.

– Точно?

Он замялся:

– Не то чтобы...

Том не понимал, почему так сказал, почему у него еще не до конца исчезли сомнения. На лице Салли отразился ответный страх. Она проговорила:

– Нам нельзя останавливаться.

Том помог ей подняться, она застонала.

– Я вся как ватная. Не надо было вообще садиться.

Они пошли вниз по высохшему руслу реки. Том подстраивался под шаг Салли. Солнце поднималось все выше. Том положил в рот камешек и стал сосать его, стараясь забыть о жажде, становившейся сильнее и сильнее. Похоже, им не найти воды, пока они не достигнут реки, а до нее еще пятнадцать миль пути. Ночью было прохладно, но сейчас, когда вставало солнце, жара постепенно давала о себе знать.

А днем будет настоящее пекло.

Доходяга Мэддокс лежал ничком, притаившись за камнем, и через четырехкратный оптический прицел винтовки видел, как Бродбент наклонился и поцеловал свою женушку. Нос у Мэддокса до сих пор ныл от ее удара, расцарапанная до крови щека горела, ноги одеревенели, и пить хотелось с каждой минутой все сильнее. Эти сволочи шли, сохраняя почти сверхъестественную скорость и не делая ни единой передышки. Мэддокс не мог понять, как им удается так передвигаться. Если бы не фонарь и не луна в небе, он бы наверняка их упустил. Однако местность здесь была удобной для выслеживания, и Мэддокс имел преимущество – знал, что они направляются к реке. А куда ж им еще идти? Все источники, которые встречались на их пути, оказывались совершенно сухими.

У Мэддокса затекла нога, он переменил положение. Бродбент с женой пошли дальше по каньону. Из своего укрытия Мэддокс мог бы, наверное, уложить Бродбента, но так стрелять довольно рискованно – его сучка ведь сразу смоется. Теперь, когда наступил день, Мэддоксу обязательно удастся их накрыть, нужно только прибавить ходу и подойти наискосок. Для засады места сколько хочешь.

Главное – не выдать своего присутствия. Если они поймут, что он до сих пор идет следом, тогда застать их врасплох станет гораздо труднее.

Через оптический прицел винтовки Мэддокс осматривал пустыню, лежавшую впереди, и при этом старательно отводил линзу от солнечных лучей – ничто не выдаст его скорее, чем вспышка света, отраженного стеклом. Мэддокс хорошо знал этот пустынный край Высоких Плоскогорий благодаря как самолично проведенной разведке, так и многим часам, просиженным над геологическими картами, которыми его снабдил Корвус. Черт возьми, вот бы сейчас сюда хоть одну из тех карт! На юго-западе угадывался огромный хребет, известный под названием Навахского Кольца и вздымающийся над окружающей пустыней на высоту восьмисот футов. А между хребтом и здешними холмами, вспомнил Мэддокс, тянутся извилистые Эхо-Бэдлендс, изборожденные глубокими каньонами и странными скалами, которые наискось перерезает гигантская трещина в земле – каньон Тираннозавра. Впереди, милях, наверное, в пятнадцати от себя, Доходяга Мэддокс едва различал границу Меса-де-Лос- Вьехос, напоминавшую туманную полоску на горизонте. В оба склона плоскогорья словно врезались несколько каньонов, самым большим из них был каньон Хоакина. Он вел в Лабиринт, где Мэддокс убил охотника за динозаврами. Оттуда можно прямиком выйти к реке.

Вот куда идет Бродбент с женой.

Казалось, сто лет прошло с тех пор, как Мэддокс накрыл охотника, и с трудом верилось, что все произошло... Сколько, восемь дней назад? Многое же успело произойти с той поры.

Ладно, блокнот уже у Мэддокса в руках, да и с прочими неувязками он почти разделался. Бродбент с женой явно движутся к единственной тропе, ведущей через Навахское Кольцо, значит, они пойдут по пустыне на юго-запад и свернут недалеко от входа в каньон Тираннозавра. Мэддокс кое-что видел впереди – долину, из-за которой лишились воды практически все здешние земли. В том месте естественным образом сходились многочисленные мелкие каньоны, и Бродбентам придется там пройти.

Мэддокс мог бы сделать крюк, двинувшись в южном направлении, обогнуть подножие Навахского Кольца и, пройдя назад, на север, атаковать Бродбентов из засады у входа в долину. Придется поторопиться, тогда меньше чем через час со всем будет покончено.

Мэддокс выбрался из своего укрытия, убедился, что его не заметили, и пошел на юг, через дикую пустынную землю, к песчаниковому склону Навахского Кольца.

Завтра в это же время он будет садиться в самолет, летящий в Нью-Йорк самым ранним рейсом.

Мелоди шагала в восточном направлении по Семьдесят девятой улице. Впереди неясно вырисовывался музей. В предутреннем сумраке сверкали огни верхних этажей, и огромный силуэт здания со всеми его башенками и горгульями казался темной глыбой.

Сон не шел к Мелоди, и практически всю ночь она мерила шагами наиболее оживленную часть Бродвея, будучи не в силах сдержать бешено скачущие мысли. Она проглотила бутерброд в какой-то ночной закусочной недалеко от Таймс-сквер, потом выпила чаю в другой работающей всю ночь забегаловке рядом с Линкольновским центром сценических искусств. Ночь тянулась бесконечно долго.

По въезду для служебных машин Мелоди прошла к входу, предназначенному только для персонала, посмотрела на часы. Без четверти восемь. Во время работы над диссертацией Мелоди пришлось провести не одну бессонную ночь, и такое состояние было ей не в новинку.