– Это подарок? – с подозрением в голосе спросил Ньют.
Он осторожно осмотрел заклеенную липкой лентой коробку, а потом стал рыться в ящике стола в поисках острого ножа.
– Я бы сказал, скорее наследство, – ответил мистер Баддиком. – Понимаете, мы храним это триста лет. Ах, прошу прощения. Я что-то не то сказал? Подержите в холодной воде, мне всегда помогает.
– Какого черта здесь творится? – невнятно сказал Ньют, но в его голове уже появилось вполне определенное, леденящее душу подозрение.
Он нервно сосал порезанный палец.
– Это забавная история. Ничего, если я присяду? Я, конечно, не знаю всех подробностей, потому что пришел работать в нашу компанию всего пятнадцать лет назад, но…
…Когда шкатулку со всеми предосторожностями доставили, это была мелкая адвокатская контора; и Редфирн, и Ненарокомб, и оба Роуби появятся значительно позже. Изо всех сил отбивавшийся от неожиданного поручения поверенный, получивший шкатулку, с удивлением обнаружил, что к ней шпагатом прикреплено письмо, адресованное лично ему.
В нем содержались недвусмысленные инструкции и пять интересных фактов из истории следующего десятилетия, которые, если неглупый молодой человек найдет им должное применение, могли способствовать весьма успешной карьере на поприще юриспруденции.
Все, что от него требовалось – обеспечить шкатулке тщательный присмотр на протяжении более трехсот лет, после чего ее надлежало доставить по некоему адресу…
– …хотя, разумеется, фирма за все эти сотни лет много раз переходила из рук в руки, – закончил мистер Баддиком. – Но эта шкатулка всегда оставалась частью нашего движимого имущества, с самого начала.
– Я даже не знал, что в семнадцатом веке делали «сникерсы», – сказал Ньют.
– Это просто, чтобы не поцарапать ее в багажнике, – заверил его мистер Баддиком.
– И ее ни разу не открывали все эти годы? – спросил Ньют.
– Дважды, насколько мне известно, – ответил мистер Баддиком. – В 1757 году ее открывал мистер Джордж Кранби, а в 1928 – мистер Артур Ненарокомб, его сын – нынешний мистер Ненарокомб. – Он откашлялся. – Мистер Кранби, видимо, нашел письмо…
– …на его собственное имя, – вставил Ньют.
Мистер Баддиком тут же сел прямо.
– Именно так. Как вы догадались?
– Похоже, я узнаю этот стиль, – мрачно заметил Ньют. – Что с ними случилось?
– Вы уже слышали эту историю? – с подозрением в голосе спросил мистер Баддиком.
– Не настолько подробно. Их не разорвало на куски?
– Ну… у мистера Кранби, по общему мнению, случился сердечный приступ. А мистер Ненарокомб сильно побледнел и, насколько мне известно, положил свое письмо обратно в конверт, после чего строго- настрого приказал при его жизни никогда не открывать коробку. Он заявил, что любой, кто откроет шкатулку, будет уволен без рекомендации.
– Прямая и явная угроза, – саркастически заметил Ньют.
– Это было в 1928 году. И кстати, их письма все еще в шкатулке.
Ньют открыл коробку из-под «сникерсов».
Внутри была окованная железом шкатулка. Без замка.
– Ну же, открывайте, – возбужденно бормотал мистер Баддиком. – Должен признаться, мне очень хочется узнать, что же там. Мы в конторе даже делали ставки…
– Знаете что? – щедро предложил Ньют. – Я налью нам по чашке кофе, а вы можете ее открыть.
– Я? Но… прилично ли это?
– Почему нет? – Ньютон поглядел на кастрюли над плитой. Одна из них была достаточно большой.
– Давайте, – сказал он. – Сыграйте роль дьявола. Я не возражаю. Считайте… считайте, что у вас полномочия поверенного, и так далее.
Мистер Баддиком снял пальто.
– Ну ладно, – сказал он, потирая руки, – раз уж вы так считаете, будет что рассказать внукам.
Ньют незаметно снял кастрюлю с крючка и взялся за ручку двери.
– Надеюсь, – сказал он.
– Итак…
Ньют услышал негромкий скрип.
– Что там? – спросил он.
– Здесь два вскрытых письма… о, еще одно… кому это?…
Было слышно как треснула восковая печать и что-то звякнуло об стол. Потом он услышал сдавленный вопль, грохот от падения стула на пол, быстрый топот по коридору, скрип двери, рокот заводимого мотора и звук удаляющейся машины.
Ньют снял кастрюлю с головы и вошел в кухню.
Он поднял письмо и почти не удивился, увидев, что оно адресовалось мистеру Дж. Баддикому. Он развернул его.
Там было написано:
Ньют просмотрел и другие письма. На пожелтевшем листке с именем Джорджа Кранби было написано следующее:
Ньют не знал, что такое «блудолиз», но подозревал, что Агнесса вряд ли имела в виду склонность мистера Кранби к подхалимству.
В том письме, которое вскрыл любопытный мистер Ненарокомб, говорилось:
Под письмами лежала рукопись. Ньют поглядел на нее.
– Что это? – спросила Анафема.
Ньют резко обернулся. Она стояла, прислонившись к двери: симпатичный зевок на двух ногах.
Ньют оперся о стол, пытаясь спрятать коробку за спиной.
– Да так, ничего. Ошиблись адресом. Ничего особенного. Просто старая коробка. Подбросили рекламку. Ты же знаешь…
– В воскресенье? – хмыкнула она и отодвинула его в сторону.
Он пожал плечами, когда она взяла стопку пожелтевших листов и вытащила ее из шкатулки.
– «Прекрасные и Точные Пророчества Агнессы Псих, Часть Вторая», – медленно прочла она. – «О Мире, что Будет После; Сага Продолжается!» Неужели…
Она почтительно положила рукопись на стол и собралась перевернуть первую страницу.
Ньют мягко положил ладонь ей на руку.
– Подумай вот о чем, – тихо сказал он. – Ты хочешь остаться потомком по гроб жизни?
Она взглянула на него. И их взгляды встретились.
Воскресенье, первый день мира, примерно полдвенадцатого.
В Сент-Джеймском парке было сравнительно тихо. Утки, эксперты по хлебным аспектам геополитики, приписывали это снижению международной напряженности. И действительно, мировая напряженность снизилась, но многим все равно пришлось выйти на работу, чтобы попытаться выяснить, куда делась Атлантида вместе с тремя международными исследовательскими экспедициями, и что вчера произошло со всеми компьютерами.
В парке почти никого не было, только сотрудник одной из служб MИ9 пытался завербовать нового агента, который впоследствии, к обоюдному смущению, тоже оказался сотрудником MИ9, да поодаль