которая вот-вот уже готова была прорваться наружу, как вдруг сверху докатился глухой грохот. Вслед за тем по лестнице сбежали несколько мужчин, с головы до ног обсыпанных пылью и известкой.
— Разбомбило выход! Выход завалило! — кричали они.
— Без паники! Без паники! — сейчас же вмешался дон Доменико. — У нас три запасных выхода!
— Да там дети! — чуть не плача, воскликнул один из мужчин. — Двое мальчишек наверху остались. Сам видел: только они выскочили — как трахнет! Навес над дверью — в щепки. Мы им кричали, да куда там! Как сквозь землю провалились. На улице пылища, в двух шагах ничего не видно, разве разглядишь!
Матери с криками ужаса начали созывать и пересчитывать своих детей. Но все, как будто, были на месте. Дон Микеле огляделся, ища Перчинку, который только что вертелся рядом, но мальчика нигде не было видно. Тогда старый ополченец отправился разыскивать его по всем коридорам и комнатам бомбоубежища, пока не убедился, что его поставщик табака бесследно исчез. Теперь не могло быть никаких сомнений в том, что одним из мальчишек, замеченных в пыли обвала там, наверху, был Перчинка. В глазах старика блеснула слеза. К чести его надо сказать, что в этот момент он меньше думал о табаке, чем о бедном мальчугане, который, вероятно, лежит сейчас наверху раненый, а может быть, даже мертвый. Но кому сказать об этом? Ведь никто не рискнет отправиться в этот ад. Сверху все еще доносилась яростная пальба зениток и отдаленные взрывы фугасок. Боже мой, когда же все это кончится? Вспомнив о листовке, лежавшей у него в кармане, дон Микеле невольно с надеждой подумал, что, может быть, и впрямь всему скоро придет конец: и войне, и самому дону Доменико со всей его спесью.
— Но кто же все-таки они были, эти мальчуганы? — продолжал допытываться аптекарь.
— Если только они им не приснились, — язвительно вставил дон Доменико.
— Я знаю, кто они, — неожиданно произнес дон Микеле. — То есть я знаю одного из них…
— Вы ополченец ПВО, — официальным тоном заявил дон Доменико, — и ваша обязанность сейчас же отправиться наверх и узнать, что там произошло.
— Как же так?.. — пролепетал несчастный старик. — Послушайте только, что там творится!
— Вы ополченец ПВО, — повторил фашист, — и должны гордиться тем, что носите эту форму. Вы на своем примере должны показать, что не все такие подлые трусы и пораженцы, как авторы этих листовок. Идите, дон Микеле!
Что мог бедняга возразить дону Доменико? К тому же, фашист был не один. Все, кто находился в бомбоубежище, и особенно женщины сейчас же одобрили это предложение, так как каждому не терпелось узнать о судьбе двух мальчуганов, которые так неосторожно выскочили на улицу. Опустив голову, дон Микеле поручил себя всевышнему и медленно двинулся к лестнице, не отвечая на многочисленные советы, которые сыпались со всех сторон. Но не успел он сделать и десяти шагов, как его остановили радостные возгласы:
— Да вот же они! Вот они! Ура! Слава богу, живы, здоровы!
Подняв глаза, дон Микеле увидел перед собой худую, остренькую мордочку Перчинки и круглую физиономию его неразлучного дружка Чируццо. Оба мальчика вприпрыжку спускались с лестницы. Глядя на них, можно было подумать, что они возвращаются с веселой прогулки. И тот и другой были невероятно грязны и оборванны, но, как видно, совершенно здоровы. На них со всех сторон посыпалась радостная брань.
— Вот дураки безмозглые! Ну куда вас понесло? Жить надоело, что ли? Захотели, чтобы вас укокошило?
Один дон Доменико молча смотрел на ребят с откровенной враждебностью. Что касается дона Микеле, тот был на седьмом небе от радости, что теперь уже не нужно выходить под бомбы. Он обнял пораженного Перчинку и прошептал ему на ухо:
— Будь осторожен. Если у тебя есть листовки, спрячь их куда-нибудь. Дон Доменико подозревает…
В эту минуту фашист подошел к ребятам и положил руку на худенькое плечо Перчинки.
— Зачем ты выходил? — спросил он.
— Посмотреть на погодку! — дерзко ответил мальчик.
— Не прикидывайся дурачком, со мной это не пройдет! — злобно проговорил фашист. — Ты знаешь, что выходить из бомбоубежища во время тревоги запрещено?
— Нет, синьор, не знаю, — с притворным раскаянием в голосе ответил мальчик, почти вплотную приближаясь к огромному животу фашиста.
— Эй! — крикнул тот. — Отодвинься, не видишь, ты же весь в известке!.. Так будешь отвечать? Да или нет?
— Да, синьор, конечно, дорогой синьор! — торопливо закивал Перчинка.
Казалось, он совсем одурел от страха. Дон Микеле, который прекрасно знал смелость и находчивость Перчинки, глядя на него сейчас, не верил своим ушам.
— Ну, — продолжал фашист, — зачем ты выходил на улицу?
— Не знаю, синьор, — растерянно пробормотал Перчинка и как бы невзначай снова прислонился к животу дона Доменико.
— Да отодвинься же ты! — взвизгнул фашист. — И так всего перепачкал в известке. Дон Микеле!
— Я здесь, слушаю, синьор, — поспешно отозвался ополченец.
— А ну-ка, обыщите этого сорванца, — приказал фашист. — Авось найдем что-нибудь интересное.
Дон Микеле нехотя повиновался. Люди, толпившиеся вокруг Перчинки и его приятеля, как по команде, принялись со скучающим видом разглядывать потолок бомбоубежища. Через некоторое время дон Микеле выпрямился и протянул фашисту целую коллекцию самого невообразимого хлама. Там были и пробочки, и стеклышки, и ножички со сломанными лезвиями, и даже мертвая ящерица.
— Вот, пожалуйста, дон Доменико, выбирайте, — проговорил он.
Фашист яростно мотнул головой.
— Я убежден, что это они притащили листовки в бомбоубежище. И ясно, что они их запрятали где-то здесь, — пробормотал он сквозь зубы.
Потом с угрожающим видом подошел к Перчинке и, замахнувшись на него, прошипел:
— Ну, выродок, говори, кто дал тебе эти листовки? А?
— Какие еще листовки? — спросил Перчинка. Теперь от его притворного испуга не осталось и следа.
Мальчик без улыбки смотрел на человека, стоявшего перед ним, и в глазах его светилось что-то похожее на угрозу. Перехватив этот взгляд, дон Доменико опустил руку, бормоча сквозь зубы:
— Впрочем, можешь не говорить, мы и так узнаем. А ты смотри! Я с тебя теперь глаз не спущу!
Сказав это, фашист круто повернулся, и тут все увидели, что из кармана его пиджака вывалилась и рассыпалась по полу пачка белых листочков. Не обращая ни на что внимания, он важно прошествовал в другую комнату, и все время, пока он шел, из его карманов сыпались те самые листовки, которые он искал. Все свидетели этой любопытной сцены, провожая его глазами, давились от смеха, а Перчинка тем временем уже преспокойно играл в «орлянку» с сыновьями булочника.
Наконец завыли сирены, возвещая отбой. Люди потянулись на улицу, и, когда бомбоубежище опустело, на полу не осталось ни одного листочка. Перчинка и Чиро побежали домой, где их ожидал Марио, не находивший себе места от беспокойства за исход этой первой операции. Дон Микеле забрался в дворницкую возле своего дома и вместе с дворником принялся обсуждать странные события, происшедшие в бомбоубежище. Сторож и его жена, у которых теперь не было дома, шарили среди развалин школы в надежде найти что-нибудь из своих вещей, после чего отправились ночевать в сырые подвалы бомбоубежища. Больше им некуда было деться, вокруг продолжалась война. Дон Доменико вернулся домой с двумя злополучными листовками в руках, с тревогой спрашивая себя, правильно ли он вел себя сегодня там, в бомбоубежище. Ведь при нынешнем правительстве, при этом Бадольо, никогда нельзя быть уверенным, что поступаешь именно так, как надо.
А листовки, разлетелись по домам квартала. Находились, конечно, люди, которые, прочитав, рвали их на мелкие кусочки. Однако были и такие, которые перечитывали их по три-четыре раза, стараясь найти в
