А еще я видел себя с гротескной, шарообразной головой на болтающемся, как веревка, теле. Я один оставался неподвижным и наблюдал за остальными откуда-то с площадки и с другого места, отдаленного, находящегося где-то наверху. И их всех, и себя мне было видно очень хорошо. Они крутились, хохотали, указывали на меня пальцем. Знакомые все лица! Здесь была Лин, смеющаяся и подмигивающая, Джо Перрайн, Артур Траммел, который орал и проповедовал, насмехаясь надо мной, была и сжимающая лоскут мексиканской ткани Олив Фейрвезер, и миссис Гиффорд с дрожащим, как желе, подбородком, появилась Фелисити, смеющаяся и плачущая одновременно.

Там были все, за исключением сестры Диксон. Но вся эта картина виделась мне сквозь какое-то огромное прозрачное лицо, заполняющее небо. Это было уродливое, костлявое лицо со скулами, выпирающими из-под туго натянутой кожи, и большим черным родимым пятном на щеке, расползающимся, как мягкий круглый слизняк. Какое-то жидкое лицо, мерцающее, тающее, все время меняющее форму.

Я бросился бежать, но не от тех танцующих, а именно от этого лица. И вдруг упал, покатился по земле. Но в этот момент проснулся и с облегчением понял, что видел сон.

Солнце светило и пригревало меня сквозь ветви деревьев. Я лежал на расчищенном участке, весь в грязи, окоченевший и скрюченный.

Усталые, онемевшие мускулы еще оставались скованными, но я уже твердо знал, что видел сон, а теперь уже не сплю. Однако то лицо все еще было передо мной. Оно таяло, мерцало, расплывалось перед глазами. Я мог даже различить черные волоски, торчащие из родинки. Лицо сначала раздувалось до огромных размеров, затем уменьшилось и наконец исчезло совсем.

Спросонья мозг мой работал слабо, поэтому я довольно долго тупо смотрел на мертвое лицо сестры Диксон. Оно было неподвижным, не шевелилось, не таяло, не просвечивало. Теперь оно было абсолютно реальным. Я видел его резкие, испачканные кровью черты, раздвоенный подбородок, засыпанные землей глазницы. Грязь в них засохла и отвердела.

Я лежал на животе, повернувшись лицом к могиле. Тело сестры Диксон как бы наполовину высунулось из нее. Одна рука была подвернута и придавлена теперь уже окаменевшим корпусом, а другая тянулась вперед. Казалось, она пыталась выбраться из земли и в этот момент замерзла.

Я вспомнил последние минуты, когда был в сознании, как впервые увидел лицо Диксон. Вроде бы отбросил труп от себя, потом снова взял за плечи и с недоверием стал вглядываться в безжизненные черты. Наконец оставил его в могиле и отполз на несколько футов. Я был уверен, что следовал за Вулфом именно сюда, слышал, как он ее зарывал. Но ведь после этого я видел, как Диксон влетела в его кабинет в «Гринхейвене»! Спустя пару минут после этого я убил Вулфа. Отлично помнил, что убил его. Прекрасно сознавал это, хотя меня охватывали усталость и непреодолимый сон. Теперь восстановил все точно.

Внезапно, помимо усталости, я ощутил нарастающее чувство голода. Солнце начало двигаться на запад. Очевидно, я проспал не менее двенадцати часов. С трудом поднялся на ноги. Колени были мокрыми, но я стоял выпрямившись. Повернувшись спиной к застывшему трупу, потянулся, стараясь разогнать ноющую боль, которую чувствовал во всем теле. Затем спихнул покойную мисс Диксон в могилу, забросал ее землей и поспешил убраться ко всем чертям.

Я шел по дороге и думал о докторе Вулфе и мисс Диксон. И вскоре, припомнив отдельные факты, сделал вполне здравый вывод. Должен существовать кто-то третий, кто-то живой — мужчина или женщина. Этот человек может ответить на все вопросы. Он должен знать, где находился Вулф около одиннадцати тридцати прошлой ночью, когда я следовал за ним под дождем. Он должен был знать, что сделал Вулф и почему.

Мой «кадиллак» раскалился под солнцем, как палка стриптизерши, поэтому я не сел в машину, а побрел дальше, пока не дошел до довольно отдаленной автозаправочной станции. Там, в туалете, как мог счистил с себя грязь, подозвал служащего и попросил его пригнать мой автомобиль, заняться им.

Сам же вошел в помещение станции. Полицейские полностью очистили мои карманы. Вынули и все деньги. Однако под прилавком я обнаружил частный телефон, снял трубку и вызвал оператора. Затем назвал номер телефона в городской ратуше Лос-Анджелеса. А когда мне ответили, произнес низким голосом:

— Говорит сержант Бентон. Кто у телефона?

— Это Джун. Привет, Том! Что тебе нужно?

Я знал Джун, и она немного знала меня, поэтому старался говорить басом:

— Я сейчас в Роли, Джун. Занимаюсь одним мерзким преступлением. Это место называется «Гринхейвен», ну, ты знаешь, где Скотт учинил драку.

— Да, ну и что?

— Посмотри для меня все вчерашние звонки из «Гринхейвена» с восьми вечера, ну, скажем, до двух ночи. И еще мне нужно также знать, откуда звонили в «Гринхейвен».

— Перезвонить тебе?

— Нет. Меня здесь не будет. Я сам позвоню через полчаса, о'кей?

— Конечно, Том! Постараюсь все выяснить к этому времени. «Гринхейвен», так?

— Так. А что ты думаешь об этом Скотте? Правда, забавно?

— Так и должно было быть. Я всегда считала, что он немного не в себе. — Она рассмеялась. — На этот раз сорвался. Верно, Том?

— Да, на этот раз точно определился. — Я повесил трубку и отошел от телефона.

Вернувшись через тридцать минут, снова позвонил Джун. Она сообщила, что за интересующее меня время из «Гринхейвена» было всего четыре звонка. Два с номера главного психиатра Ларчмонт 8-44-26 и два с телефона доктора Фрэнка Вулфа — Ларчмонт 8-44-29.

Я поспешно записал время звонков, протараторенное Джун, опасаясь, как бы она не догадалась, что с ней говорит не Бентон. Ведь номер, с которого я звонил, тоже могли зафиксировать. Нетрудно представить, какая бы поднялась суматоха.

С телефона Вулфа звонили в девять тридцать и в девять сорок. Потом, пока он рыл могилу, и позже, когда вернулся, его аппарат молчал. Я выругался. Моя великолепная идея ничего не дала. Значит, она и не была такой уж великолепной.

— А куда звонили из кабинета главного психиатра?

— В департамент полиции, в Роли. Оба звонка.

— С телефона Вулфа?

Я просто задавал те вопросы, которые, как считал, должен был задать Бентон. И тут вспомнил, что около девяти двадцати или немного позже я уже был в смирительной рубашке и почти убит. Из его кабинета звонили примерно в это время. Один раз до попытки меня убить, второй — возможно, позже. Только не знал, значит ли это что-нибудь.

— Оба раза звонили в Девенпорт, по номеру, принадлежащему Артуру Траммелу, — ответила Джун.

Я так долго молчал, уставившись на телефонный аппарат, что она дважды меня окликнула:

— Том!

Наконец вышел из оцепенения, быстро поблагодарил ее и повесил трубку. Потом еще постоял с минуту на месте. Мозги мои вертелись, как зад танцора, пристукивающего каблуками.

Посмотрев на служащего станции, который топтался снаружи, я взял телефонную книгу. Машина моя уже стояла на улице, а служащий хмурился, поглядывая в мою сторону. Наверняка ему не нравилось, что я пользовался его частным телефоном, но мне все равно было необходимо еще раз позвонить. С сегодняшнего вечера я собирался стать траммелитом, поэтому мне требовалась кое-какая информация. Я искал номер телефона Рэндолфа Ханта.

Мне ответил мягкий, хрипловатый шепот, я понял, что трубку подняла Джо, искательница развлечений. После некоторого бессвязного диалога она сообщила, что Хант прибыл домой посреди ночи и рассказал ей, что видел меня. Но кто бы что ни говорил, она, Джо, не верит, что я маньяк, хотя газеты полны об этом сообщений. Между прочим, кое-что скверное успел уже сказать и Артур Траммел.

Я прервал ее:

— Могу себе представить, беби! У меня проблема, и она как раз связана с Траммелом. Мне нужно узнать все возможное о нем и его секте, все подробности, как она действует. Но, к сожалению, сейчас не могу свободно бродить по улицам средь белого дня, а ты и твой дядя единственные люди, не считающие