ведьма, знали все.
– И правду говорят? – пошутил я.
Мамаша Эванс скроила гримаску, как бы отметая всякое подозрение в серьезности ею сказанного:
– Ну, вы же знаете, если у девушки неприятности, а она не хочет, чтобы ее родители прознали – ко мне всегда можно прийти, за советом да за травками. Ну, понимаете, да? Но разве я после этого ведьма?
Мивануи была на ее стороне:
– Конечно, нет.
– Добро бы я вязальной спицей пользовалась. А я ведь травки запариваю – какой тут вред?
– Та же самая ароматерапия, – подтвердила Мивануи.
– Ну и потом еще руны. Перевожу время от времени, знаете ли. Ничего запредельного, конечно.
Мивануи обернулась ко мне:
– Миссис Эванс – лучшая переводчица рун на много миль в округе.
Она кивнула на выступ дымохода – над каминной полкой украшением висели какие-то рунические письмена в рамке.
При виде их мысли мои повлеклись в те далекие пятницы, когда в третьем классе у нас был сдвоенный урок руносложения, отчего время до четырех часов казалось пожизненным заключением.
– Она раньше и для графства переводила, – добавила Мивануи.
Я улыбнулся миссис Эванс, однако та отмахнулась от комплимента:
– Или когда вот у человека бессонница… – Она дотошно разоблачала все наветы. – Я ведь знаю кое- какие травы, что и тут помогают.
– И они за это называют вас ведьмой? – язвительно воскликнула Мивануи.
– И зелья приворотные, само собой, и утром по субботам – в ведовской кооператив. Но ведь только за- ра-ди благотворительности.
Мивануи снова съязвила:
– То же самое, что в конфетной лавке работать. Миссис Абергинолуэн по средам тоже на благотворительность работает.
Мамаша Эванс презрительно сплюнула:
– Миссис Абергинолуэн! Да она мандрагору от болиголова не отличит!
– Так и так, – примирительно проговорила Мивануи. – Не давайте им себя ведьмой называть. Я бы на вашем месте на них порчу навела.
– Так и навожу! Вы бы видели, какой сыпью покрываются. Сплошь в типунах – что твой пудинг с изюмом. Мне всего-то и нужно, что клочок одежды или вещица, которой касались. Менструальная жидкость и обрезки ногтей, конечно, лучше всего. А то еще бывает, Джулиан мне полевку принесет, так я…
Из глубины дома вылетел кот, вскочил на форточку и замяукал.
– Нет, это я не тебе. Я просто разговариваю с Мивануи. – Джулиан опять мяукнул. – Нет, не звала! Просто имя твое сказала! Я ей говорила про полевок.
Кот издал короткий негодующий «мяв» и снова заскочил в дом.
Когда мы по дюнам возвращались, небо на западе уже плавилось и далекие окна Борта загорались золотыми огоньками. Дневная жара ускользала, и поднимавшийся бриз колол внезапным холодком, отчего спина Мивануи покрывалась гусиной кожей. Мы ускорили шаг, и я задумался о том, что еще может означать для меня сегодняшний закат. И почему только я не сказал им, что понятия не имею, что они ищут? Я начинал жалеть о своей заносчивости.
– Пошли выпьем по стаканчику, – предложила Мивануи.
– Тебе разве не надо сегодня на работу?
– Я утром позвонила и сказала, что болею.
– Не стоило этого делать.
– Ох, ну что ты за горе луковое. Тебе что, не весело?
– Да нет, что ты.
И я повел ее через дорогу в «Шхунер-Инн». Мы сели на диванчике в баре, а закатное солнце обращало оконные стекла в витражи.
– Я чудесно-расчудесно-пречудесно провела день, – просто сказала Мивануи.
Я кивнул.
– Попозже можно поесть жареной рыбы с картошкой.
Я ничего не ответил, и Мивануи тронула меня за руку:
– Что-то случилось? Ты как-то совсем примолк.
Я вздохнул и отхлебнул пива:
Ты знаешь, что произошло с Эвансом-Башмаком?
Она покачала головой:
– Нет, конечно.
– Вообще не догадываешься?
– Ты мне что, не веришь?
– После того, как ты побывала у меня в конторе, приходили какие-то Друиды и устроили там шмон. Не знаю, что они искали, но мне сказали, что я должен вернуть это сегодня до захода солнца.
– Что они с тобой сделают?
Я пожал плечами:
– Ты знаешь их методы.
Певица скрутила в пальцах пивную картонку.
– И все это из-за меня. Что я за дуреха, не надо было тебя впутывать.
– За чем они могут охотиться?
– Луи, честно, я ума не приложу.
Об оконное стекло разбилась сверкающая капля дождя.
Было, наверное, чуть за полночь; ливень потоками хлестал с небес. Укрывшись чехлом с заднего сиденья, мы перебежали через дорогу к моей конторе. Едва оказались внутри, я отправился на кухню, прихватил бутылку рома и два стакана. Когда я вернулся в контору, Мивануи стояла на пороге моей спальни.
– Мм-мм… сколько бедных девушек ты тут загубил?
– Не много.
– Не лги, распутник.
– Да нет – честно.
– Ты частный сыщик, женщины должны кидаться на тебя толпами.
Я рассмеялся:
– В Аберистуите?
– Так я тебе и поверила.
– Как знаешь.
Она скрылась в спальне, и я двинулся за ней. Усевшись на кровать, она провела ладошкой по покрывалу и вдруг замерла в растерянности. Мы оба впились глазами в ее руку, которая нащупала под пуховым одеялом странный бугор. Мивануи боязливо откинула одеяло, и озадаченность сменилась страхом, перешла в ужас и разрешилась оглушительным визгом. На подушке в черной липкой луже лежала ослиная голова.
Глава 6
– Прошу, мистер Найт, – мое мультивитаминное фирменное, оно вас взбодрит.
Я взял мороженое и скорбно пошел вдоль по набережной к ослиным загонам Иа-Иа, держа под мышкой картонную коробку с ослиной головой. Сослан сказал, что я выгляжу усталым, и, честно говоря, в этом было мало удивительного. Пятничную ночь я провел в каталажке. А вчера, после того, как мне удалось успокоить Мивануи и отвезти ее домой, попытки забыться сном на несколько часов не принесли особого успеха. В конце концов, кое-как смежив веки перед самым рассветом, я провалился в кошмар – тот, что периодически навещал меня последние двадцать лет. Холодная и дождливая январская пятница, исход дня, нависшая туча так быстро впитывает свет, что уже почти смеркается, а до звонка еще целых полчаса. Мир исполняет симфонию в серых тонах: сланцевое небо, трава цвета зимнего моря. Мобильные классы
