осаждал Козельск, выматывая и своих воинов, и осажденных, и лишь убедившись в нехватке своих сил, был вынужден направить приказ отрядам Кадана и Бури присоединиться к нему и совместными усилиями взять город, на что все равно понадобилось три дня. Исследователи указывают, что город был хорошо защищен, причем не только оборонительными сооружениями, но и естественными преградами — реками, болотами, холмами и взгорьями; разлив реки Жиздры и наполнение ручьев и болот растаявшим снегом тоже могли затруднить действия монголов [Рапов 1983, с. 86].
Весьма интересно сообщение летописи о вылазке жителей города, в ходе которой якобы было убито до четырех тысяч осаждающих, в том числе даже три сына темников. Обратим внимание, что сразу после этой вылазки козельца казались отрезаны от города («изшедше изъ градъ») и уничтожены, а монгольские войска ворвались в город, оставшийся беззащитным [ПСРЛ 1908, с. 781; см. также: Рапов 1983, с. 87]. Полагаю, что Бату использовал один из своих отрядоэв в качестве своеобразного «троянского коня», сумев выманить козельцев из города, хотя после семинедельной осады те должны были бы проявить повышенную осторожность. Будучи уверенным в успехе своей операции, Бату даже решил пожертвовать ненужными больше осадными орудиями: согласно Ипатьевской летописи, «Козляне... иссекоша праща их» [ПСРЛ 1908, с. 781]. Видимо, с такой тактикой козельцам встречаться еще не приходилось, что и сыграло роковую роль в судьбе осажденного города.
Итак, пограничный город Черниговского княжества был взят, а черниговский князь не проявил намерения выступить против монголов. Следовательно, поход можно было закончить и торжественно, с победой, вернуться в приволжские степи.
Отечественные историки высказывают мнение, что Бату понес такие серьезные потери в Северо- Восточной Руси, что в течение какого-то времени должен был пополнять свои войска, лишь в 1239 г. начав новый поход на Русь [см. напр.: Кощеев 1993, с. 135].
Восточные источники опровергают это утверждение: интенсивность боевых действий монголов в промежутке между двумя вторжениями на Русь не снижалась. Правда, сам Бату действительно на некоторое время отошел от непосредственного участия в них: походами против мятежных народов Поволжья и прилегающих территорий руководили его родные или двоюродные братья. Так, «в нокай-ил, год собаки, соответствующий 635 г., осенью Мунке-каан и Кадан отправились на черкесов и зимой убили там государя по имени Тукар»; примерно в то же время «Шейбан, Бучек и Бури отправились в область Крым... и у народа хыпча-кан захватили холм Таткара». Тогда же начал свою полководческую карьеру и еще один брат Бату — Берке, совершивший свой первый поход: «Берке направился в сторону кыпчак, а захватили Арджумака, Куранбаса, Капарана, а прежде того — Бекрути». Бури, Шибан и Бюджек в этом же году совершили набег на Крым, а затем «в год кака-ил, года свиньи, соответствующий 636 г., Гукж-хан, Мунке-каан, Кадан и Бури отправились в сторону города М.н.к.с. и зимой, после месяца и пятнадцати дней осады, взяли его» [Арсланова 2002, с. 174-175]. Таинственный «город М.н.к.с» исследователи склонны отождествлять с Маначем или Мангашем на Северном Кавказе [см.: Гадло 1994, с. 179-180; Арсланова 2002, с. 172].
Вероятно, на это же время приходится и описанное выше выступление кипчакского предводителя Бачмана. Воспользовавшись сначала отсутствием монгольских войск, отправившихся против русских, а затем — их рассредоточением в борьбе с народами Поволжья, Дешт-и Кипчака и Северного Кавказа, он объединил непокорных кипчаков и, возможно, вступил в союз с ясами, возглавляемыми Качир-укуле. Его сопротивление достигло таких масштабов, что Бату и Субэдэю пришлось принимать серьезные меры. Из похода на Кавказ были отозваны все царевичи (военачальник Букдай продолжал продвижение вплоть до Дербента — «Тимур-кахалка» персидских летописцев), и против Бачмана отправился Мунке вместе со своим братом Бюджеком, которые после нескольких не слишком удачных рейдов все же уничтожили войско Бачмана, а самого его взяли в плен и казнили.
В Поволжье, которое Бату намеревался сделать своим новым домом, монголам в течение почти трех лет пришлось вести войну с мордвой, мокшей и другими местными народами: «Пришли тамошние эмиры Баян и Джику и (изъявили) царевичам покорность. Получив милость, возвратились (назад), но снова взбунтовались. Снова послали Субадай бахадура, чтобы (тот) овладел (ими)». Здесь, как сообщают персидские историки, помимо братьев Бату, вновь были задействованы Гуюк, Кадан и Бури [Арсланова 2002, с. 173-175]. А тот факт, что военные действия пришлось возглавить лично Субэдэй-багатуру, свидетельствует о серьезной опасности, исходившей от мятежников.
Интересно отметить, что, согласно официальной трактовке восточных придворных историков, кампании против народов Поволжья, кипчаков и прочих в 1236-1238 гг. описаны как война, покорение народов, которые должны быть подчинены — согласно завещанию Чингис-хана и интересам Монгольской империи, — но все еще оставались непокоренными. А боевые действия 1238-1240 гг. представлены не как очередной этап похода на Запад, а лишь как восстановление порядка внутри Монгольской империи, подавление мятежей, которые поднимало местное население против законной власти. Таким образом, факт первоначального покорения и признания ими власти Золотого рода автоматически вводил их в число подданных великого хана, и любое их дальнейшее сопротивление (возможно, законное с их точки зрения) трактовалось монголами как преступление, мятеж против легитимной власти, что влекло соответствующие карательные действия.
Чем же занимался в этот период сам Бату? По умолчанию предполагается, что он занимался устройством своего улуса в Поволжье. Но обратим внимание на то, что «Сокровенное сказание» упоминает Бату среди участников курултая года мыши (1240) [см.: Никитин 2003, с. 241]. Весьма вероятно, что он, и в самом деле, прибыл в Монголию, в частности, для официального подтверждения своих полномочий главнокомандующего и для получения приказаний относительно дальнейших военных действий.
Вскоре после похода на Северо-Восточную Русь 1237-1238 гг., считают исследователи, Бату совершил аналогичный поход и на Южную Русь в 1239-1241 гг. Между тем никакого единого похода на этот раз не было: была серия отдельных рейдов как в северные, так и в южные области Руси.
Отряды Гуюка, Кадана и Бури, прежде действовавшие против мордвы и мокши, в год свиньи (1239 г.) «зимой захватили... Мордовскую землю, и Муром сожгли, и воевали по берегу Клязьмы, и город святой богородицы Гороховец сожгли, а затем вернулись в станы свои» [Воинские повести 1985, с. 79; Каргалов 1967, с. 113]. Таким образом, Бату отправил свои отряды в Рязанское княжество, разорять начавшие, было, восстанавливаться города и села. Эти действия не носили характера крупного вторжения, подобного предпринятому двумя годами раньше: Бату просто давал понять преемникам русских князей, погибших во время нашествия, что им следовало бы изменить политику и пойти на признание власти великого хана в лице его представителя — самого Бату. Дело в том, что ни вокняжившийся в Рязани Ингварь Ингваревич, ни новый великий князь Владимирский Ярослав Всеволодович прежде не имели дела с монголами и не могли непосредственно убедиться в их силе и могуществе — приходилось демонстрировать им мощь монгольского оружия.
Начиная с 1239 г. все большее внимание Бату стала привлекать Южная Русь: «Того же лета нача Батый посылати на грады Русския. Послании же Батыеви пришедше в Русь взяша град Переяславль... А иную же рать посла на Чернигов» [Московский свод 2000, с. 179].
Первым крупным городом, павшим под натиском монголов, стал Переяславль-Южный — некогда третий по значс нию город на Руси. Нападению на Переяславское княжестно не предшествовала обычная схема действий, которой Бату старался придерживаться раньше: взятие пограничной крепости и только в случае враждебных действий местных правителей — начало масштабного вторжения. Лаврентьевская летопись сообщает: «В тот же год татары взяли Переяславль Русский, и епископа убили, и людей перебили, а город сожгли огнем, и, захватив много пленников и добычи, отступили» [Воинские повести 1985, с. 79]. Что могло поужить причиной таких решительных и бескомпромиссных действий монголов? Полагаю, их вызвало то, что русские в очередной раз поддержали кипчаков: как раз в этих местах и в этот период времени с кипчаками сражался Берке, брат Бату. Вероятно, переяславцы, так и не извлекшие уроков после трагедии на Калке, либо вновь выступили вместе с кипчаками против «поганых», либо же согласились дать им убежище в пределах своего княжества. Возможно, пустившись в погоню за разгромленными кипчаками, войска Берке, завершая свою миссию, настигли их остатки в Переяславской земле [ср.: Каргалов 1967, с. 113]. Убийство епископа, нетипичное для монголов, видимо, тоже следует объяснить местью городу (включая всех его жителей) за союз с кипчаками.
