свою чтобы взял с собой и не позволял ей ночью лаять. Перепугавшийся мельник в точности выполнил все эти требования. А мы тем временем, даже не догадываясь, какой опасности только что избежали, как могли замаскировались в кустарнике, заняв круговую оборону. Нам оставалось только ждать.
Солнце поднималось все выше и выше. В который раз обходил я посты. Все было в порядке. А на большаке гудели и гудели моторы. Если день пройдет благополучно, ночью надо будет предпринимать новую попытку проскочить на ту сторону. Удастся ли — этот вопрос мучил не одного меня.
Разведчики во главе все с тем же неутомимым Антоном Виноградовым нашли нас, когда солнце было уже почти в зените. Оказалось, что они сделали очень много: не только нейтрализовали мельника, но и нашли отличное место для перехода через Судому и через большак. Сразу легче стало на душе. Все заметно повеселели.
И вот тут наша конспирация была нарушена самым неожиданным образом: в районе расположения батальона появилась сначала одна, потом еще одна и, наконец… целое стадо коров, которые деловито и независимо принялись щипать траву около лежавших на земле партизан. Что могли сделать наши посты? Отогнать? Невозможно. Но ведь если появилось стадо, обязательно появится и пастух, а кто знает, что это за человек!
Он не заставил нас долго ждать. Басовито покрикивая на коров, хозяином вошел в расположение батальона мальчик лет десяти, глядя на которого, никак нельзя было не вспомнить некрасовское «и шествуя важно, в спокойствии чинном…». Самый настоящий «мужичок с ноготок»! Он был в рваном, видимо отцовском, картузе с треснувшим посредине козырьком, в стареньком пальтишке внакидку, в полотняной рубахе навыпуск, в больших сапогах. В руках у него был длинный кнут, за плечами котомка, И казалось, что его ничуть не удивила встреча с нами.
Держался паренек удивительно независимо и спокойно. На вопросы отвечал серьезно, деловито, и очень скоро я убедился, что сегодня наша разведка может отдыхать — все, что надо, сделает этот мальчишка. Его осведомленности нельзя было не удивляться. О занявшем деревню подразделении гитлеровцев он знал буквально все, подсчитал, сколько прошло за последние дни по большаку танков, дополнил мельчайшими подробностями сведения наших разведчиков о возможных местах переправы через Судому и через большак. А потом, в течение дня, был, что называется, и глазами, и ушами батальона.
Время стерло в памяти его имя. Мы благодарили мальчишку на прощание, но я не уверен в том, что он понял, за что. И конечно же, я не знаю дальнейшей его судьбы. Сегодня я еще раз говорю ему «спасибо». От имени всего батальона.
…Как только стемнело, мы снова двинулись в путь, Ночь выдалась облачная, нас надежно скрывала темнота. Судому перешли через плотину у мельницы, подошли к большаку. Движение здесь по-прежнему было довольно сильным, однако интенсивность его постепенно начинала затухать.
Мы растянули батальон вдоль дороги и залегли в ржаном поле. Ждали сравнительно недолго, минут сорок, и, как только заметили в движении машин разрыв, стремительным броском, цепью проскочили на ту сторону. Впереди, в 30–40 метрах, был редкий кустарник. Но и он отличное укрытие в темноте. Когда сюда добежал последний из партизан, вновь, ярко освещая дорогу, засверкали фары.
К рассвету мы вышли к озеру Локно и расположились в прилегающем к нему лесном массиве. Недалеко Вышегород — крупное село, в котором уже обосновался немецкий гарнизон.
Примерно в середине дня северо-западнее нас началась интенсивная перестрелка, длившаяся больше часа. Что произошло — мы не узнали из-за отдаленности боя. Опасались, что это один из батальонов нашего полка нарвался на гитлеровцев, но помочь все равно не могли.
Разведчики, одетые в крестьянскую одежду, как обычно, весь день ходили по близлежащим деревням. Кроме движения в заданный район перед батальоном стояла единственная боевая задача — разведка. И ребята действовали.
Было воскресенье, 27 июля. В деревнях по выходным особенно людно, и поэтому появление наших парней интереса ни у кого не вызывало. Впрочем, в те дни незнакомые люди перестали привлекать внимание. Кто только и куда не шел, спасаясь от войны или двигаясь ей навстречу!
Разведчики узнали много. Во-первых, о расположении немецких гарнизонов, их примерной численности, вооружении. Постоянные гарнизоны разместились в Вышегороде, Пожеревицах, Порхове, Дедовичах, Чихачево, Бежаницах, Острове. В деревнях на нашем пути, как и в конечной точке маршрута, гитлеровцев еще не было.
Во-вторых, колхозники рассказывали, что в районе деревни Жедрицы (нам предстояло этой ночью пройти рядом) совсем недавно велись крупные бои. В этих местах кто-то из колхозников побывал недавно и видел много брошенного оружия, боеприпасов. Оружие нас, конечно же, интересовало, и мы взяли эти сведения на заметку.
К сожалению, как и прежде, ничего не удалось узнать о местных партизанах. Правда, тот факт, что активисты ушли из деревень, вселял уверенность в обязательной с ними встрече. Пусть не сегодня, пусть даже не завтра, но она произойдет.
Ничего не узнали ребята и о перестрелке северо-западнее Вышегорода. А она по-прежнему вызывала тревогу. Что же касается слухов, распускаемых гитлеровцами, то они ничем не отличались от тех, которые доходили до нас раньше.
Как стало уже привычным, с наступлением сумерек батальон продолжил марш. Шли в колонне по одному, растянувшись более чем на полтораста, метров. Движение таким образом для партизан удобнее всего, особенно в тех случаях, когда надо пробираться через поля, кустарник, лес, болота. И с первых же дней во вражеском тылу само собой получилось, что ходили мы, как правило, именно так. Позднее стало ясно, что помимо всего прочего этот порядок давал и еще одно преимущество: при движении в ночное время через населенные пункты создавалась видимость в несколько раз большей группы людей, чем это было на самом деле. Двадцать человек могли принять за сто, пятьдесят за двести, а если в ночи через, казалось бы, спящую деревню прошли сто партизан, то назавтра разведчики узнавали бесспорное суждение деревенских жителей: ночью здесь прошло человек пятьсот. И нам это всегда было выгодно — в своих вселяло уверенность, предателей пугало, а оккупантов сбивало с толку.
…Довольно быстро достигли района деревни Жедрицы. За эту ночь можно было бы пройти и значительно большее расстояние, но я решил задержаться, поскольку оказалось, что здесь действительно можно насобирать довольно много оружия. Бой под Жедрицами, судя по всему, был жаркий. И ни у тех, кто наступал, ни у тех, кто отступил, не хватило, видимо, времени и сил, чтобы забрать винтовки, автоматы, пулеметы, патроны убитых солдат.
Я решил провести дневку здесь, тем более что теперь стало уже совершенно ясно: у цели мы будем точно в назначенный срок.
Едва забрезжил рассвет, начали стаскивать в одно место все, что могло пригодиться. Довольно быстро на небольшой поляне в густом отдаленном кустарнике образовался солидный арсенал: в нем красовалась даже новенькая противотанковая пушка. Пригодиться могло почти все, но унести мы смогли относительно немногое: патроны, гранаты, станковый пулемет.
Рассвело. Батальон расположился на отдых. А разведчики Виноградов, Гусев и Прохорский начали свой обычный обход близлежащих деревень.
Валя Гусев отправился в деревню Линево. Когда же он вернулся и рассказал о результатах своей вылазки, я серьезно задумался. А рассказанное Гусевым наводило на мысли очень огорчительные.
В Линеве Валя зашел в первую попавшуюся избу, попросил напиться. Дали квасу, потекла беседа. Говорил с ним хозяин дома, старик лет шестидесяти пяти.
— Куда идешь-то, парень? — спросил он.
— Да дома был, возле Острова. В Ленинград теперь пробираюсь.
— А в Ленинград зачем?
— Учусь я там. В железнодорожном институте…
Для отвода глаз Валя стал расспрашивать, как и где можно было бы безопасно пройти по близлежащим местам.
— И знаете, товарищ командир, — рассказывал он мне, удивляясь и горячась, старик-то вроде мне поверил, я чувствовал! Про сыновей своих рассказывал, фотографии показывал. Они у него все военные. Ну вот, потом о немцах поговорили. А когда я уходить собрался, он мне вдруг продуктов предложил кучу целую да еще теленка. К своим, говорит, уведешь…
